В марте этого года американский философ Фрэнсис Фукуяма — тот самый, что ровно тридцать лет назад положил конец истории — опубликовал статью "Подготовка к поражению" (Preparing for Defeat). Статья была об украинской войне, но капитулянтское название обманывало: к поражению автор звал готовиться Россию.
И не просто к поражению, а к стремительному разгрому: "Поражение России, скорее, будет внезапным и катастрофическим, нежели станет результатом войны на износ".
Путин, предрекал Фукуяма, "не переживет поражения своей армии", авторитарный Китай получит урок, популисты всего мира (во главе, конечно, с Дональдом Трампом) будут посрамлены, а демократия, в которой многие успели разочароваться, вновь расцветет. То есть — доведем мысль философа до логического финала — обещанный им счастливый конец истории все–таки в какой–то форме состоится.
Репутация Фукуямы как прогнозиста должна была еще тогда заставить самых прозорливых украинцев и их друзей мрачно задуматься. Три с половиной месяца спустя война идет именно что на износ, Россия заняла Мариуполь и Северодонецк,
а основной темой связанных с Украиной мировых политических споров стал возможный компромисс с Путиным. Перспектива перемирия в условиях, когда у агрессора не отобраны обратно не только Крым с Донецком, но даже, может быть, Херсон с Бердянском.
То есть никто никому такого компромисса пока даже не предлагал — но требования не смягчатся, не идти на мировую, воевать до полной победы ВСУ звучат из самых разных уст все громче и настойчивее. Звучат, конечно, на Украине и к западу от нее. И не только из уст политиков. В последней декаде июня в разных европейских странах на разных языках вышел текст Джонатана Литтелла, родившегося в Америке, пишущего по–французски, живущего в Барселоне (и хорошо говорящего по–русски, кстати) автора мощнейшего романа "Благоволительницы". Русский перевод статьи Литтелла 27–го числа опубликовала "Медуза".
Обращаясь к политикам и общественному мнению Запада, писатель выступает категорически против не только уступок российской власти, но и любого диалога с ней: "Путин, как и его министр Лавров, был обучен лгать… Для него диалог — это лишь способ получить преимущество и продвинуть свои пешки вперед… Переговоры или договоренности — подобные Минским соглашениям 2015 года… — лишь возможность закрепить успехи, пока не представится случай добиться новых". В общем, никаких разговоров — только война. Война на уничтожение. Тотальное.
Это цитата из оригинала: "Как и в случае с Третьим рейхом, в какой–то момент на пути к миру потребуется тотальное уничтожение режима Путина".
Как ни относись к режиму Путина (мне он вряд ли более мил, чем Литтеллу), трудно не зацепиться взглядом за словосочетание "на пути к миру — тотальное уничтожение". И трудно не расслышать здесь хрестоматийного оруэлловского лозунга. Не совсем понятно, что хотел сказать Литтелл этой отсылкой (вряд ли непреднамеренной, учитывая литературный класс автора) — но налицо центральная часть знаменитой формулы двоемыслия: "Война — это мир".
Впрочем, такое если и удивляет, то удивление давно привычное. Еще в апреле в Риге, у памятника Свободы, звучал "Русский голос против войны" — только ратовал оный голос зачастую как раз ЗА войну до победного конца.
Лукавство особенно смущает в устах тех, кто декларирует моральный ригоризм. В борьбе с Третьим рейхом, бесспорно, любой компромисс аморален. Путин, правда, тоже сражается с Третьим рейхом — недаром первым делом провозгласил "денацификацию". Но речь даже не об этом. Речь о том, что с рейхом, Абсолютным Злом, дьяволом с рогами не борются чужими руками, с ними не ведут прокси–войн. Бескомпромиссная позиция всех, кто из–за пределов Украины призывает ее ни за что не сдаваться (от левого писателя из Барселоны до правого политика из Риги), основана на изначальном трусоватом компромиссе.
Если ставки впрямь столь высоки, а борец с Абсолютным Злом последователен и честен, он должен быть готов идти до конца и класть на алтарь борьбы собственную жизнь. Применительно к военно–политическим реалиям это означает прямое вооруженное участие Запада в украинском конфликте. Со всеми возможными издержками вплоть до обмена ядерными ударами. На что Запад, согласно ясным и обильным заявлениям его правящих политиков, не готов и готов не будет.
На индивидуальном уровне последовательность означала бы, что литератор Л., написав "Никакого перемирия — победа любой ценой!", встал бы из–за компьютера, надел камуфляж и отправился куда–нибудь под Лисичанск.
Но готовность не жалеть в поддержку сражающейся страны "хаймарсов" и риторических фигур выглядит как щедрое подбрасывание дров в огонь, гореть в котором в любом случае не тебе.
На это можно возразить, что украинцев никто на самопожертвование не толкает, что они в первую очередь сами не желают смиряться. Не спорю. Но разговор в данном случае не о том, какая позиция правильнее, а о том, кто ее высказывает.
Фраза "умереть, но не сдаться" убедительно звучит лишь в устах того, кому действительно грозит смерть. Любому сидящему в безопасности на диване гражданину страны, на которую никто не нападал, отчаянная принципиальность не пристала хотя бы потому, что не ему за нее расплачиваться.
Это не грозит ни латвийскому политику, ни писателю Литтеллу, ни мне. Нам не выбирать между честью и жизнью (причем не только своей жизнью, но и жизнью близких). Нам не нести ответственность за выбор, каким бы он ни был. И какой бы ни была ответственность: национальное унижение — или десятки тысяч смертей. При том что даже у меня в этой войне стоит на кону больше, чем у Литтелла: я родился в городе Николаеве, ныне прифронтовом и обстреливаемом, и там живут мои родственники.
Моральная правота наблюдателя–иностранца (пусть даже горячо сочувствующего участнику войны) — не в радикализме, а в честности. В готовности довести свою мысль до конца и ответить, например, на вопрос: а что, если Украина во имя победы будет идти на все новые и новые жертвы, но не победит? Или такой исход в принципе не рассматривается? Но тогда о какой честности речь? И если от латвийского крикливого политика требовать ее, честности, и впрямь глупо, то от писателя Литтелла — можно и стоит.
Его случай тем более показателен, что этот–то писатель отлично знает цену военной непримиримости, он–то насилия и горя навидался собственными глазами. Литтелл был в Чечне нулевых, в воюющей Сирии, в борющейся с партизанами Уганде — писал про них книги и снимал документальные фильмы. Однако в своих статьях о необходимости во что бы то ни стало разгромить Россию и левак Литтелл, и либерал Фукуяма выступают не как писатель и философ соответственно, а как идеологи и политики.
Разница между мыслителем и художником с одной стороны и политиком, идеологом — с другой принципиальная. Более того, выступая как политик, художник предает свое ремесло.
Политик демонстрирует непримиримость, потому что она хорошо продается. Она льстит самолюбию избирателя. Примиренчество связано с унижением и потому спросом не пользуется. Лукавство — профессиональное качество политика, идеолога, пропагандиста, их задача — вдохновить, опьянить обывателя, сделать его нечувствительным к боли. Но задача художника — в противоположном: в том, чтобы заставить свою аудиторию думать и сопереживать. Не обязательно призывать к миру любой ценой, но обязательно — напоминать о цене непримиримости.
Cправка
Алексей Евдокимов родился в 1975 году на Украине, всю жизнь живет в Риге. Окончил филологический факультет Латвийского университета со степенью бакалавра русского языка и литературы. Работал в разных латвийских русскоязычных изданиях публицистом, литературным и кинокритиком. В 2001–м дебютировал в литературе написанным совместно с Александром Гарросом романом "[голово]ломка", который в 2003–м получил премию "Национальный бестселлер" и впоследствии был переведен на несколько языков. Автор романов "ТИК" (2007), и, совместно с А. Гарросом, — "Серая слизь" (2005), "Фактор фуры" (2006), сборника повестей "Чучхе" (2006).
Источник: livelib.ru