«Он такой же, как океан...» - умер Артур Никитин

Щедрость патриарха

Его не очень волновали в жизни всякие регалии, но все же он — член Союза художников Латвии, заслуженный деятель искусств ЛР и ее почетный гражданин. А уж работы у него покупали целыми выставками, особенно за границей.

Я знала Артура Петровича много лет — да кто его не знал?.. Он всегда говорил необщим языком — как в своих работах, так и в оценках происходящего, истории. Был по-хорошему вольнодумцем. И это всегда привлекало к нему сердца. Даже свой альбом работ — из последних — назвал «Я — человек свободный».

Столь же свободен он был в своей технике, тематике работ, образному ряду. Его занимала и бессмертная литературная классика, которую он активно иллюстрировал: Пушкин, Оскар Уайльд, Куприн, Чехов, «Дон-Кихот» Сервантеса, «Мастер и Маргарита» Булгакова... Он переходил от одной техники к другой, потому что, как говорил, ему надоедает делать одно и то же. Наскучили живопись или рисунок, кажутся невыразительными акварели — режет по дереву или работает в бронзе, занимается литографией, линогравюрами, ксилографией. Правда, пастель — одна из его любимых техник. В жизни он занимался и настенной росписью.

Его называли мастером Возрождения, патриархом латвийских художников. Работы Артура Петровича экспонировались более чем на 400 выставках. Они хранятся в Государственной Третьяковской галерее, Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Государственном русском музее Санкт-Петербурга, Латвийском национальном художественном музее и множестве частных собраний по всему миру. Только портретов он написал, как утверждал, «наверное, больше пяти тысяч» — от рыбаков до известных ученых и знаменитых художников.

Но художник всегда с трепетом относился и к творчеству коллег, делился с ними секретами и приемами, считая, что настоящий талант отличает щедрость; покупал их произведения. Однажды спас работы коллеги, которые после смерти того художника хранились в непотребном состоянии.

«Запомните мои черты...»

Словно предчувствуя свой уход, мастер назвал свою выставку, которая проходила в начале 2022-го на двух этажах пространства Digital Art House (бывший кинотеатр «Пиониерис») не лаконично, как всегда, а с явным посланием: «Спешите запомнить мои черты. Артур Никитин».

Родился художник в Ленинграде, где его мама была оперативным хирургом.

— Во время войны в блокадном Ленинграде, где мы остались, мама сделала около 2000 операций, — рассказывал Артур Петрович. — А отец, артиллерист, оборонял город. Меня вывезли из Питера в 1943-м, полуживого.

Художник утверждал, что все отлично помнит еще со своих четырех лет, но войну вспоминать не любил.

— Зачем вспоминать то, что противно человеческой природе? Я и в Общество блокадников никогда не вступал, хотя меня постоянно звали, — зачем это все муссировать?

А после войны мама работала в Черкассах вместе с великим хирургом Николаем Бурденко. Однажды на конференции познакомилась с не менее знаменитым Паулом Страдынем, который сманил ее в Ригу. Так мы оказались здесь, — рассказывал художник.

Он всю свою жизнь с благодарностью вспоминал своего первого педагога в художественной студии рижского Дворца пионеров — Яна Бенедиктовича Скуча:

— Он дал путевку в жизнь десяткам ныне известных творцов. У нас была такая теплая компания друзей: будущий живописец Борис Берзиньш, будущий выдающийся режиссер Гунар Пиесис, художник Семен Шегельман, который потом уехал в Канаду. А в Академии художеств мы дружили с великим скульптором Игорем Васильевым, ныне покойным.

Но прежде чем попасть в Академию художеств, Никитин окончил четыре курса медицинского института — мама настояла, известный и талантливый хирург.

— Мама была великолепным специалистом по атеросклерозу, причем не только в плане хирургическом, но и по фармакологии, защитила кандидатскую и докторскую диссертации. Мы жили на Екаба, возле нынешнего сейма, в квартире в 164 квадратных метра. А потом мама уехала по приглашению в Ужгород и оставила меня одного в мои 23 года. Я бросил медицинский и поступил в Академию художеств, — вспоминал художник.

Уходящая натура

На последних выставках Никитин любил показывать необычные панно, где на деревянную основу, обтянутую тканью, прикреплены некие вещи…— Это самые последние работы из цикла «Омули» — так называется наш хутор на границе с Эстонией. «Прогулка по зеленому лугу» и «Двери» — здесь я просто взял все эти вещи и превратил в искусство. Видите, на фрагмент старой деревянной двери от сарая я прикрепил найденную, высушенную и расписанную мной шкуру, кусок хомута, лемех, которым раньше пахали землю.

А по поводу его картины «В Риме» я заметила, что нужно постараться, чтобы в этой абстракции увидеть Рим.

— Не скажите, — был ответ. — Абстрактное искусство — это для меня номер один, потому что в нем можно показать то, что никогда не скажешь в реальном. У него несколько этажей. Если у сюрреализма максимум два этажа, то абстракция многослойна и многозначна. В другой форме, другой философии этих вещей не выразишь. Я всегда был реалистом и остался им. Просто есть реальная форма и абстрактная.

Кто на обочине?..

О современном состоянии художественной и общественной жизни страны у ее знаменитого сына всегда были очень откровенные мнения.

— Я считаю, что у нас все проходит мимо русскоязычных художников. Хотите вы этого или нет, но обычно государство принимает участие в развитии культурного процесса. А в данном случае, когда оно заряжено только на одно оружие — националистическое, остальные никогда не будут ничего иметь. И это разрушает всю систему государства. Латыши замыкаются в своем кругу, и им становится неоткуда подпитываться. Единственная форма питания — съездить за границу, что-то увидеть и скомпилировать здесь. То есть работа «из третьих рук».

Поддерживают только нацкадры — и это очень большое заблуждение. Конечно, из бюджета выделяются очень большие дотации, поэтому так называемые художники могут занимать площади под свои «инсталляции» (порой со свиными тушами) — это очень дорогое удовольствие. А остальные из этой культурной жизни исключаются. А это всегда сказывается «в обратную сторону». Такой перекос очень опасен для них самих.

У власти сегодня очень меркантильные особи, которые понятия не имеют, что такое гражданственность. А человек, который отрицает свое прошлое и неблагодарен от природы, патологически болен. И знание госязыка тут ни при чем — у Райниса, которого я очень люблю, много вещей написано на русском и немецком.

Я связан со своей средой, с мощной русской культурой. Это основополагающее. И никто меня не убедит, что кто-то мне что-то здесь дал. Я не ощущаю этого ни в своем творчестве, ни в способностях ума.

Отчасти поэтому Артур Петрович оставил преподавание в Латвийской академии художеств на отделении дизайна, где воспитал много талантливых учеников, среди которых художник и поэт Владимир Новиков.

— В 80-х годах Артур преподавал нам рисунок, — вспоминает Володя. — Он был еще довольно молод, но для него всегда было характерно не свое навязывать, а заботливо растить то, что присуще именно его ученику. Никитин учил нас очень глубоко смотреть на цвет — он у него всегда сочный, неожиданный, но неизменно позитивный, что бы он ни изображал.

Супруга Артура Петровича, Тамара, ушедшая первой, которую он и друзья всю жизнь называли Татой, сравнивала своего друга жизни с океаном:

— Он такой же — с приливами и отливами, штормами, торнадо, бризами, какими-то невероятными глубинами, а потом — какой-то удивительный покой, тишина… И такие же великолепные его краски — глубокие, вечные, сочетающие все мыслимые оттенки океана...