Кино про ученых: чем отличаются голливудские доценты от советских

Одно из самых странных культурных поветрий современности — мода на ученых. Какую нашумевшую книжку ни открой, какой амбициозный фильм или сериал ни включи — всюду морщатся высокие лбы, пишутся длинные формулы, звучат мудреные слова вроде "суперпозиция" и кто–нибудь непременно в очередной раз дернет за хвост многострадального кота Шредингера.

"Оскар" в этом году получила биография ученого — физика Оппенгеймера. Чуть ли не самым громким телесобытием первого полугодия стала "Задача трех тел", сериал от Netflix по китайскому супербестселлеру: там плотность ученых на квадратный метр как на заседании президиума академии наук.

Ну и конкуренты с Apple TV не ударили в грязь лицом, не показали себя неучами–двоечниками: в первой же серии их "Темной материи" и Шредингер с котиком, и слово "суперпозиция" появляются уже минуте на десятой.

Физики и лирики

Странна эта мода на умные слова и умных героев тем, что современное общество не так уж сильно вдохновляется научно–техническим прогрессом и не так уж безоглядно в него верит.

В прошлый раз главным героями поп–культуры доценты с кандидатами сделались больше полувека назад — в пятидесятых–шестидесятых. Во времена, когда наука меняла жизнь, быт, международную политику наглядно и стремительно. В эпоху первых атомных электростанций, первых полетов человека на орбиту и на Луну, первых сверхзвуковых пассажирских самолетов и т. п.

Вроде бы сейчас происходит что–то похожее: искусственный интеллект входит в сакли и яранги, США с Китаем ведут новую лунную гонку, Илон Маск вживляет чип в мозг паралитика. Вроде бы самое время писать новый "Понедельник, начинающийся в субботу", снимать новые "Девять дней одного года" — разве что уже не на русском. Вот и пишут, и снимают — те, кому полагается: Лю Цысинь и Netflix ("Задача трех тел"). Или Блейк Крауч и Apple TV.

Американский писатель Крауч и раньше имел дело с телевидением — нашумевший десяток без малого лет назад сериал М. Найта Шямалана "Сосны" был поставлен по его (Крауча) книжной трилогии. Теперь "Эппл" решил экранизировать — задорого — роман "Темная материя" и взял писателя шоураннером.

По этой книге и этому сериалу хорошо видно, чем нынешняя мода на героев–физиков отличается от когдатошней.

Сценарий в кубе

…Джейсон (Эдгертон), физик, когда–то в молодости стоял на пороге прорывного открытия. Но ровно в тот момент, когда он готовился с головой уйти в судьбоносные исследования, его девушка (Коннелли) объявила, что беременна. Джейсон, вынужденный выбирать между радостями научного поиска и семейными радостями, выбрал второе.

Теперь, шестнадцать лет спустя, он живет с женой и сыном в любви и согласии, но зарабатывает скучным преподаванием. Жена его, кстати, тоже ради семьи отказалась от карьеры художницы.

Мещанская идиллия заканчивается, когда Джейсона похищает некто в маске. Отвозит его в темный ангар, вкалывает ему неизвестный наркотик и заталкивает в таинственный куб. После чего Джейсон приходит в себя в параллельной реальности: там у него нет ни жены, ни сына, зато он — знаменитый ученый, совершивший прорывное открытие. А именно — создавший куб, что позволяет перемещаться между параллельными мирами…

Вопреки кажущейся заумности концепции бесконечного множества равноправных реальностей, а также умному виду, который напускают на себя авторы сериала, его интрига и мораль просты, как дважды два. "Мы — это наши выборы": такое и формулировать–то неловко.

В чем счастье, брат?

Но разочаровывает даже не простота и банальность этой схемы, а то, что авторы заранее знают, какой выбор правильный. Более того — с самого начала дают нам это понять. Если удовлетворивший свои научные амбиции Джейсон в итоге недоволен жизнью, если он использует собственное открытие, чтобы получить некогда упущенное, понятно, что ценнее и в чем счастье, брат. Никакие открытия чудные не заменят домашнего тепла.

В гимнах мэнээсам, написанных и снятых в 50–60–х, такой вопрос ставился не всегда, но ответ всегда подразумевался. В "Понедельнике" Стругацких сотрудники НИИЧАВО в новогоднюю ночь сбегают из домов на работу. Герой "Девяти дней одного года" пожимает плечами: "Зачем мне квартира?". Бескорыстное научное творчество для тогдашних авторов, безусловно, ценнее эгоистических личных радостей.

Ну так и науку шестьдесят лет назад воспринимали иначе. Тогда в ней видели источник добрых чудес, теперь — смертельных опасностей. Тогда от прогресса ждали управляемого термоядерного синтеза, теперь — восстания машин. Тогда будущее представляли в виде садов на Марсе, теперь — в виде засух и потопов вследствие климатического кризиса.

Бескорыстная страсть к познанию нынешних авторов и нынешнюю публику не столько восхищает, сколько пугает. Оскароносный "Оппенгеймер" –— история о том, как эта страсть подвела человечество к ядерному апокалипсису. Что изменилось за отчетный период. Наука? Нет, общество. Очень похоже, что в какой–то момент оно выбрало простые эгоистические радости — и теперь многословно убеждает себя в правильности выбора.