«Арфа говорит с людьми о наболевшем…»

Наша публика услышала то, что, наверное, никогда не удавалось слышать в сольном исполнении арфы — прозвучали произведения Россини, Шопена, Дебюсси, Таррега и вместе с тем — переложения из Фредди Меркьюри, Стинга и много другой современной музыки. В сопровождении арфы пела прима нашей оперы сопрано Юлия Васильева, которая исполнила арии из "Сказок Гофмана" Оффенбаха, "Русалки" Дворжака и "Нормы" Беллини.

"Иначе и быть не могло"

Александр оказался вундеркиндом и свою концертную деятельность начал в пять лет, тогда же сочинил свои первые композиторские опусы. Для 6–летнего арфиста композитор Сергей Слонимский написал "Рождественские звоны", которые юный музыкант исполнил на рождественском фестивале в Санкт–Петербурге. В восемь лет началась его международная карьера.С одной стороны, гены и наследственность: мама Болдачева, Ирина Шарапова, профессор Санкт–Петербургской консерватории им. Н. А. Римского–Корсакова, папа, Александр Болдачев, известный философ, футуролог, уроженец Даугавпилса, получивший инженерное образование.

— Все–таки почему арфа? В пять лет вы уже концертировали. Откуда у парня тяга к арфе? — спросила у Александра.

— Сейчас я понимаю, что у меня не могло быть по–другому. Когда задним числом начинаю что–то анализировать, кажется, что так оно и должно было быть. Совокупность всех факторов… Один из них — профессор Ася Агасьевна Варосян, заслуженная артистка РСФСР, коллега мамы по консерватории, преподаватель по классу арфы, предложила попробовать. Я был тогда совсем маленьким. У Варосян было очень много учеников, и она меня привела к Карине Георгиевне Малеевой, моему первому педагогу.

Я в это время читал известную книгу "Легенды и мифы Древней Греции", интересовался Древним Римом, и арфа— как–то все вместе сложилось. И мне было интересно, и педагогам. А в итоге я очень быстро попал на сцену и буквально через несколько месяцев дал свой первый концерт. В то время я уже играл и на рояле. Но мама не хотела со мной заниматься. У нее было очень много учеников, поэтому из опыта она сразу видела, что с роялем у меня перспективы весьма туманны. Она хотела, чтобы я стал певцом. Какой смысл заниматься? А ребенка надо чем–то занять — до хора, до пения в капелле. Почему бы и не арфой? Этот инструмент как–то просто попался "по дороге"… А Сергей Михайлович Слонимский написал для меня сочинение "Рождественские звоны", вот и все.

Я его играл и другие сочинения — композиторов Рогалева, Белова, стал играть концерты, в результате встал на ту стезю, чем сейчас и занимаюсь. Очень много написано всего для арфы, просто это неизвестно.

Это уже потом были Фонд Спивакова, Фонд Темирканова, Дом музыки… Я был первым лауреатом Фонда Темирканова, получил премию — это все крутилось, и я постоянно в детстве играл, что–то делал новое. С семи лет учился в лицее при Санкт–Петербургской консерватории. В восемь лет поехал в Вильнюс, Паневежис, Клайпеду — со скрипачкой, моей одноклассницей, а в девять лет уже играл в Вильнюсе с оркестром соло. Это был первый мой выход с оркестром. А на следующий день сыграл полный сольный концерт, программу на 50 минут.

— И этот была такая же большая арфа, как и сейчас? Не так, что малыши начинают на четвертушке скрипки, половине виолончели играть?

— Нет, это была такая же арфа, как сейчас у меня. Есть так называемая кельтская арфа, которую используют для обучения детей, но это другой инструмент.

По дорогам с арфой

— Как ее транспортируют? Вы с собой ее возите или играете на той, что есть в концертном зале?

— Каждый раз новая арфа на концерте. А моя в Цюрихе.

— Она нетранспортабельна?

— Ну почему же? Если гонорар — тысяч десять евро, пожалуйста, привезу свою арфу. А так ее очень сложно возить, накладно, долго — таможня, погрузка–разгрузка.

Когда я ездил играть с оркестром в Киргизию, оказалось, что у них нет арфы вообще в республике. А партию арфы в оркестре играет рояль. Мы договорились — я погрузил в Москве арфу в автобус…

— А она не разбирается? Огромная ведь!

— Господь с вами! Она в машину помещается. Когда мы ездили по Петербургу, я в жигули ее запихивал — от стекла до стекла.

Ну и вот — поехала она автобусом в Киргизию, а я полетел самолетом. Арфа застряла на два дня в Караганде. Спрашиваю — арфа где? Мне отвечают, как в детской считалочке, — в Караганде.

Я посмотрел, у меня в 2021–м 14 переездов Москва — Санкт–Петербург. Один день играю в зале им. Чайковского, а на второй — в Санкт–Петербургской филармонии. Сажусь в поезд "Сапсан", со мной арфа — и мы прекрасно доезжаем. Она же на колесиках.

Когда был ковид и мы никуда не ездили, я по Швейцарии прошел 150 км с арфой. Шел от города к городу, останавливался и играл на улицах. Надоедало сидеть дома.

— Когда вы стали делать переложения для арфы? Ведь писали для нее с детства…

— Да практически сразу же. Только в детстве это все воспринималось как баловство. Но мама и другие педагоги не очень воспринимали, если я играл на арфе, скажем, "Битлз". Мол, чем занимаешься? Несерьезно. Это сейчас у меня есть целая программа рок и поп–музыки, обработки классики. В общей сложности того и другого примерно 300.

Скучные концерты

— Если в программе будет написано — обработка из Фредди Меркьюри, Дебюсси, Россини — тогда все понятно. А если будут перечислены композиторы, пишущие для арфы — никто не знает этих имен. И любителей арфы немного.

— Разве?.. Особенно женщины любят этот инструмент.

— Может, и любят, но на концерты не приходят, потому что думают, что будет скучно. Это во всех странах мира одинаково. Спросишь у кого–нибудь — любишь арфу? Люблю. А на концерт арфы пойдешь? Не пойду. Почему? Потому что у арфы такое клише — замечательный инструмент, за которым сидит красивая девушка в воздушном платьице, льется какая–то музыка… Но высидеть целый концерт — ужасно.

Не хочу ничего такого сказать про коллег, но очень часто арфовый концерт звучит скучно. И не потому, что они плохо играют, — наверное, дело в обработке, которой можно репертуар разнообразить.

— А вы и Рахманинова перекладываете для арфы…

— У меня есть переложения для арфы с флейтой, со скрипкой с органом, саксофоном.

— Когда вы уехали в Цюрих?

— В 2005 году.

— И родители отпустили 15–летнего парня так далеко?

— Меня приняли в Цюрихскую высшую школу музыки без экзаменов — я туда даже не ездил. С 12 лет учился у педагога во Франции, а она потом отвезла мои записи в Цюрих, и меня приняли. К 15 годам мне настолько это все надоело….

— Что именно? У вас же с юных лет были концерты с оркестрами…

— Я любил играть концерты. Но если бы это действительно изменило мой стиль жизни, шел какой–то прогресс… Ну вроде бы лет с девяти ездил с оркестром на гастроли, в десять поехал выступать в Швейцарию, во Францию. В 14 лет — Америка, Япония, Франция, Англия — везде были большие концерты. Но это, как ни странно, ощущения себя как–то не меняло…Когда приехал в Цюрих, сидел и ничего не делал, ничего не хотел — и захотел только годам к 23. Ну да, изучал композицию, арфу, импровизацию, рояль, дирижирование. Это же не офисная работа, шеф–редактора тоже нет. Никто работать не заставит. И пока жгучего желания не появится, ничего не будет. Конечно, ездил на какие–то конкурсы, концерты у меня были.

— А как появился ансамбль Game of Tones?

— В 2013–м мне захотелось создать какой–то ансамбль, группу, которая сможет делать какие–то обработки. Фактически это дуэт — моя арфа и скрипка моего товарища Александра Кузнецова. Мы записали "Звездные войны". Настолько все это было популярно, что люди сейчас спрашивают — а где дуэт? Но дальше у нас как–то не пошло — мы сделали несколько обработок, записали диск, видео, а потом разошлись. Я не почуствовал какой–то отдачи. Стало казаться, что мне лучше играть одному.



— Вам все время хотелось открывать какие–то горизонты…

— Я игрок, азартный человек, люблю ставить по–крупному и смотреть, что получится. Мне хотелось бы, чтобы мы вот сейчас добились, вложились — хоть и по 15 часов репетировали, и дело бы пошло. Я стараюсь все проекты, которые делаю, довести до совершенства. Вижу возможность и хочу ее использовать по полной. Вот как фестиваль арфы в Цюрихе, к примеру. Оно проросло — я его поливаю. А не проросло — что ж поделаешь!

— Вы его основали…

— Да, он каждый год с 2019–го проходит в сентябре. В 2020–м не прошел, не было возможности, в 2021–м прошел, а в 2022–м снова не прошел. В 2021–м во время фестиваля прошел и конкурс. Вот сейчас нужно заняться организацией фестиваля в сентябре 2023–го.

— И ваши коллеги по инструменту приезжают со всего мира?

— Да, главным образом много конкурсантов приезжает.15 марта прошел большой гала–концерт лауреатов в Цюрихе, на котором выступили победители прошлого конкурса из 10 стран. И в сентябре будет снова конкурс вместе с фестивалем.

— Вы еще исполняете обязанности менеджера?

— У меня есть ассистент–менеджер, замечательная девушка Алена из Белоруссии. Она со всеми общается, переписывается. Музыкой никогда и близко не занималась Но она не импресарио, не продюсер. По фестивалю мне помогает один парень. Но в основном все решения, проекты — на мне.

Вот я проснулся, если сегодня что–то начну крутить — что–то будет двигаться. Не начну — ничего не продвинется. Сейчас понимаю, что дальше я без импресарио не продвинусь.

Не потому что мало времени — его можно найти, а вот найти много энергии для этого — проблема. Каждый день заставлять себя писать, отвечать на письма, с кем–то о чем–то договариваться, ругаться по поводу гонораров, организации дороги… Может быть, пройдет время какой–то активной композиторской, исполнительской деятельности, и я стану менеджером.

— Ну это вряд ли!

— Ну почему же? Уйти в преподавание, играть 12 концертов в год в громадных залах, а все остальное время заниматься развитием своих учеников. Но сейчас пока хватает творческих проектов.

С думой об Орфее

— У вас выпущено два диска — "Арфа как оркестр" и "Из России с арфой" с переложениями 15 русских композиторов …

— Надо обновить Википедию — больше! У меня есть еще диск с записями переложений Шопена, диски со скрипкой и флейтой. А сейчас вышел диск Classica Meets Pop — их будет два. Они просто выходят и выходят.

— А с вокалистами часто выступаете — как с Юлей Васильевой в Риге?

— Всю жизнь. У меня же мама профессор по концертмейстерскому мастерству, она занимается с вокалистом и пианистом, обучает пианиста, как работать с вокалистом. Пианист и говорит ему, где дышать, где не дышать и т. п. Он должен все знать, всю партитуру, все ноты, произношение. И мама работает с теми и другими — через ее руки прошли тысячи вокалистов и пианистов.

И я, конечно, с вокалистами работаю очень много, в том числе и на ее фестивале "Три века классического романса" в Санкт–Петербурге, который она основала в 2003–м и там худрук. Я надеюсь, что мама ко мне приедет. Я–то сейчас не езжу в Россию совсем… А папа на Кипре пишет книгу — они развелись 20 лет назад.

— А книги папы есть в интернете?

— Да, он написал 6–7 книг, создал дискуссионный клуб "Философский штурм", но в последнее время занимается современными системами работы с информацией — блокчейн, семантика…

— Это не могло не сказаться и на вас тоже…

— Да, критическое мышление. Не было бы его, до сих пор бы сидел с одними концертами… А нужно вообще по жизни интересоваться тем, что происходит. У меня половина на ощущениях, половина — на постоянной работе мозга.

— А что любите читать?

— Кроме литературы по специальности читаю фантастику — чтобы отойти от реальной жизни и погрузиться в отдельные миры. В последнее время люблю читать западную историческую литературу. Или то, что можно расценить как историческую. Сейчас почему–то у меня "Маркиз де Сад".

— Владеете английским и немецким языками?

— Да. Французский у меня неважный. Могу понимать, но особо не говорю.

Прошлой весной я приезжал к вам, и мы с Чулпан Хаматовой давали спекталь "Орфей" со стихами Рильке, Цветаевой, Бродского, их перекличкой. Сыграли его сейчас в 27–й раз во время поездки в Ереван, Тбилиси.

Мы сделали этот спектакль больше года назад с нашей саксофонисткой Вероникой, но когда началась война, наши пути разошлись. Мы приехали в Женеву, а Вероника осталась в России, и нам пришлось писать новый спектакль. Нашли новую музыку, стихи — там Бодлер и американские поэты, Шевчук.

Ружьё на стене

— Традиционный вопрос о планах… Их громадье?

— Как вам сказать… Недавно общались с мамой, и она провела очень хорошую аналогию. Мол, я постоянно вешаю чеховское ружье на сцену — там какой–то проект начну, здесь что–то. И жду, пока они выстрелят. Но когда это случится, абсолютно неизвестно.

Вот у меня будет с краснодарским гитаристом Александром Мисько поездка в Америку. Ну и так далее — эти ружья периодически стреляют. Или как удочки расставлены — там клюет, тут подсекаем.

У меня хорошо с тактикой, но хромает стратегия, нет видения стратегического развития на надцать лет вперед. Оно у меня было в 2019–м, и, казалось, все ясно. Но дальше вышло так — скажи Богу о своих планах — посмеемся вместе. В 2022–м 70 процентов этих планов ушли в небытие. Я могу сейчас поделиться планами — но кто знает, что будет завтра?

— Что за люди в Америке ходят на концерты арфы и гитары?

— Ну, вы же знаете, все зависит от маркетинга. Есть хороший менеджер — дело идет. До людей все сложнее доносить информацию. Сейчас столько всего, столько информационного шума…

Сегодня сложнее — особенно после пандемии, после начала войны. Люди очень пассивные. Нас не касается, и ладно. Может, на концерт сходим… На любом витке истории все одно и то же.

Неиссякающие таланты

— История не по восходящей идет?

— У тех, которые проходят через рефлексию, осознание своей ответственности за то место, которое считают своим, своей страной, родиной, — по восходящей. Вот японцы. Там очень большая культура ответственности за свою страну.

— Играли там?

— Можно сказать, там живу. Был раз двадцать. Музей в Хиросиме — он не в настроении, что мы бедные–несчастные, а с тем настроем, что мы допустили ошибку и заслужили то, что произошло. Школьников со всей Японии везут в Хиросиму — чтобы показать, вот что бывает, когда война, агрессивное правительство, которое допускает это. Они это показывают как результат своих действий, а не то, что плохие американцы.

То же самое в Германии — много культуры заточено под то, чтобы немцы чувствовали себя ответственными за построение красивой страны. Это и России предстоит пройти — там это еще даже и не начиналось.

Я бы очень хотел, чтобы арфа могла рассказывать — надо сесть писать музыку об этом. Может, я смогу себя заставить. Чувствую себя сейчас ответственным за то, что что–то сейчас недорабатываю. Сейчас можно много чего сказать, и больше людей залечат раны.

Говорили с Казиником о том, что с начала ХХ века люди из России уезжают — самые ответственные, самые образованные, культурные, думающие. И непостижимым образом почему–то опять появляются такие же новые люди. Во всю историю России. Всегда опять появлялись новые таланты, гении. Почему? Потому что все вопреки, каждый искал лекарство для себя, как выжить в этом мире. Потому что выживать было тяжело — думающему человеку. Неважно, какая эпоха в развитии — это императоры, генсеки или президенты. Просто когда человеку комфортно и хорошо, как в Швейцарии, творчества не получается. Сколько вы назовете швейцарских художников, писателей, композиторов? Туда приезжают люди, чтобы творить там, хлебнув лиха уже где–нибудь. У нас каждое поколение россиян хлебнуло лиха, поэтому таланты не иссякают.