Как союзники относились к латышским легионерам?

"Больше не солдат геройской армии Великогермании"

А как же 78 лет назад воспринимали происходящее участники событий? Ежегодник Военного музея Латвии опубликовал записки сержанта 34–го гренадерского полка 15–й дивизии Латышского легиона Екабса Калдеровскиса. 1 мая 1945 года, находясь на побережье Балтики в Германии, воин фиксировал, что "русские с юга и севера давят на нас и стремятся отрезать". "Любой ценой сегодня нужно достичь Шверина. В Шверине англичане — наше спасение".

Илмарс Кнохс из 32–го гренадерского полка записал: "Сейчас больше не солдат геройской армии Великогермании, также настоящий англо–американский пленный, но частично свободный латыш, у которого пока нет родины, но ее создания еще нужно ждать и, может быть, даже бороться".

Резервный батальон 15–й дивизии оказался в Дании на острове Зеландия. Солдат Вилис Споле переживал: "Действительно не могу вообразить момент, когда нужно будет стать пленным. Действительно ли это наша плата за бои с большевиками… Все в большом воодушевлении ждут англичан, некоторые опять говорят, что также большевики вломятся в Данию".

"Почему же мы не можем быть так же счастливы, как датчане, жить в своей стране и копить добро, — рассуждал в дневнике выздоравливающий раненый Гунтарс Платайс. — Но нам нужно шастать по Европе и смотреть фильм про свою погибель".

Высылка из Бельгии

Крупнейшим лагерем для латышских легионеров был бельгийский городок Зеделгем. По данным эмигрантского историка Карлиса Кангериса, оттуда угрозами и посулами удалось выманить в СССР около 3600 военнопленных. А 28 ноября пришла пора тех, кто добровольно возвращаться не желал: британская охрана схватила капитана Арнолдса Лаукерса, который, по данным советских союзников, служил в расстрельной команде Арайса. Вместе с ним арестовали бывшего командира 32–го гренадерского полка и офицера генеральной инспекции легиона Арвидса Крипенса. Последний совершил попытку самоубийства, его спасли в больнице бельгийского Остенде.

"Можно сравнить эти дни с летом 41–го года, — писал в дневнике военнопленный Г. Платайс, — только тогда можно было бежать и защищаться, но сейчас даже эта возможность у нас отнята". Тем не менее, видя негодование пленных, англичане в дальнейшем принудительной репатриации не проводили. Впрочем, это можно отнести и к общему охлаждению отношений внутри бывшей "Большой тройки". Интересно, однако, что еще в марте 1946 года двое русских офицеров прибыли в лагерь на джипе, который вел бывший сержант 2–й авиационной эскадрильи легионер Гулбис. "Этому призыву ответили громкими криками и свистом", — засвидетельствовал унтер–офицер Валдемарс Буркевицс.

"Английским учреждениям все же еще неясно, что мы никакие не члены СС, но солдаты Латвийской армии. Они думают даже об ограждении".

В то же время 25 января 1946 года правительство Швеции выдало СССР 146 интернированных легионеров из балтийских стран, абсолютное большинство коих — 130 — были латышами. На корабле "Белоостров" их отправили в Лиепаю. Как спустя полвека вспоминал участник событий Валентинс Силамикелис, вначале легионеров разместили в бывшем концлагере для евреев в Межапарке. Одни работали на Саркандаугаве, другие под Елгавой. "Нужно было копать глину, месить, работать вместо лошади". Потом Силамикелиса и других отправили в далекую Воркуту, где он вкалывал в угольной шахте до 1955 года. После возвращения в Латвии получил специальность архитектора, создал семью. Но вернуться удалось далеко не всем…

"Пусть берегутся — если латыш попадёт когда–то к власти"

На Западе тоже было все непросто. Оставивший свои записи унтер–офицер Карлис Юнга обращал внимание на то, что англичане хуже американцев относились к солдатам, носившим буквы SS — посадили их за колючее ограждение: "Сейчас попали первый раз за проволоку".

"Английским учреждениям все же еще неясно, что мы никакие не члены СС, но солдаты Латвийской армии. Они думают даже об ограждении, — недоумевал майор Юлийс Килитис. — Немецкое начальство или не хочет, или боится нас защищать — неужели им самим неясно, кто мы такие есть. Этого мы им никогда не простим, если они нас не поддержат и просто бросят на произвол судьбы. Пусть берегутся — если латыш попадет когда–то к власти".

Историк Янис Томашевскис, изучивший и обобщивший письменные свидетельства воинов, констатировал: "Понемногу среди солдат укрепилось понимание, что возвращение домой было бы возможно только в случае глобальных геополитических перемен — соответственно новой мировой войны. К тому же часть высказывала убеждение, что сами были бы готовы активно в ней участвовать. Уровень "воинственности" среди солдат был различным. Одни это считали моральным долгом, другие, напротив, на эту ситуацию взирали реально–политически и уже через несколько месяцев после войны с сожалением констатировали, что возвращение на родину более не будет возможно".

Состоявший во 2–м строительном полку при 15–й дивизии лейтенант Виестурс Цауне откровенно размышлял в плену: "Мне никто ничего не может дать, за исключением войны, в которой был бы уничтожен коммунизм и мы, латыши, опять стали бы свободны от насильников".

На самом же деле планы холодной войны, по крайней мере рассекреченные по состоянию на конец 1950–х гг., свидетельствовали, что ВВС США готовились к нанесению массированных ядерных ударов по территории Латвийской ССР. И не только по Риге и другим крупным городам, но даже по железнодорожной станции Глуда. Так что вряд ли возвращаться тогда уже эмигрантам было бы куда. Но это, как говорят, альтернативная история…