«Русскоязычные Латвии раскололись на две части» – Костенецкая о сносе памятников

– Война в Украине разделила жизнь на до и после не только в Украине и России, но и в странах Балтии. Мы видим изменения физические – например, снос памятников. Как вы относитесь к этим процессам?

– Вы знаете, что называется, нет худа без добра. Всякий раз, когда возникала дискуссия о сносе так называемого памятника Освободителям Риги, я выступала за то, что памятник сносить нельзя. Потому что, говорила я, у нас у всех в памяти памятник "Бронзовый солдат", который в Эстонии. В Таллинне его не сносили, а просто перенесли из центра города на кладбище. Но какие там были беспорядки, спровоцированные "пятой колонной", которой управляет Кремль!

Я утверждала, что если этот большой памятник мы сейчас тронем, то никакой полиции и армии не хватит: мы оскорбим чувства тех, для которых этот памятник свят. Да, вы их называете "оккупантами", и они и есть оккупанты для Латвии. Но это – люди, у которых предки погибли на этой войне. И далеко не все они погибли здесь, в Латвии, как бы ее оккупируя.

Они погибли и подо Ржевом, и в блокаду Ленинграда, и на огромной территории России. И этим людям нельзя плюнуть в лицо ни с того, ни с сего, они будут защищаться кровью. Латвия рухнет, и завтра сюда войдут танки Путина на защиту этого памятника. Конец первой серии.

Все изменилось, когда началась война в Украине. Снова активизируется вопрос сноса памятника, потому что все снова начинают понимать, что такое 1940-1941 годы. И тут я говорю: да, теперь этот момент настал. Теперь можно, потому что уже и в Латвии русскоязычное население раскололось минимум на две части.

Во-первых, в Латвии очень много украинцев, которые, естественно, сострадают своей стране. Во-вторых, наконец, проясняется история 1940-1941- года на примере сегодняшнего дня. Поэтому сейчас можно. Вчера было рано, завтра будет поздно. Значит, сегодня. Это было 25 августа, в день моего рождения, поэтому я хорошо помню, когда этот памятник сносили.

– Как вы все-таки объясняете отсутствие какой-либо реакции на снос памятника со стороны той же русскоязычной общины?

– С одной стороны растерянность, с другой стороны – прозрение. То, о чем я говорила. Я не постеснялась сказать в эфире, что мне стыдно, это ладно. Но когда русские увидели, что творят русские со своим братским народом…

Ладно, латышей принято называть "фашистами" и такими-сякими. Но когда "фашистами" в одночасье стали все украинцы, когда бомбили дотла и сносили города, Мариуполь – это было прозрение! И эта была растерянность через прозрение. Не потому, что "как это они вдруг могли". Это была растерянность через официальное прозрение.

– Хотелось бы остановиться на русскоязычной общине подробнее. Какой вы ее видите сегодня?

– Я очень надеюсь на новое поколение. Я боялась за это новое поколение, входившее в жизнь, когда молодежь из-под палки заставляли учить латышский язык, с перегибами. Я предупреждала, как писатель, что язык, выученный с ненавистью, – это бомба замедленного действия. Но тогда еще не было войны в Украине, не было сноса памятников.

Выученный язык – это еще не лояльность. Можно выучить язык, сдать на высшую категорию и быть нелояльным, быть во главе "пятой колонны" в Латвии. Но сейчас, когда события развиваются так, как они развиваются, я вижу, что, по крайней мере то поколение, за которое я боялась, все уже владеет латышским языком.

Также русская молодежь и среднее поколение, сорокалетние, пользуются всеми источниками интернета и могут сами создавать свою картину мира. Это очень меняет ситуацию в русскоязычной общине. Я признаю, что мое поколение – 70 плюс – нельзя ни исправить, ни переубедить. Люди – убежденные путинисты, убежденные коммунисты – они с этим уйдут. Они язык не выучили и никогда не примут ни 1940-й, ни 1941 год.

То, что сейчас меняется в русскоязычной диаспоре к странам Балтии и ко всей истории, – это, к сожалению, оплачивается очень дорогой ценой. Ценой украинской крови.