Апрельская Барселона: заметки латвийского интроверта (+ФОТО)

Всё это так. Но, чёрт, совершенно же невозможно хоть сколько-то серьезно негодовать по поводу таких мелочей, когда, устанавливая очередной рекорд на шагомере, вдруг понимаешь, что, если бы отпуск был хоть чуточку больше, то, очень вероятно, сам бы стал точно таким же. Ну, может быть каталонцем, раз речь таки идет про отпуск в апрельской Барселоне, где, кажется, однажды все дружно договорились, что просто будут жить полной, яркой и радостной жизнью, не сильно отвлекаясь на пустяки.

Да, я тоже быстро бы забыл про легендарную латвийскую хмурость, перестал бы жаловаться на погоду, ходил бы по магазинам и на вечеринки к друзьям со своими собаками (у меня было бы очень много собак), в момент бы полюбил морепродукты и сто миллионов видов различного надышавшегося горным воздухом мяса. Частенько пил бы вино, при этом не напиваясь. Детей бы своих я водил на площадки, где специально для них там играют уличные музыканты или стоят люди, раздувающие огромные мыльные пузыри. Я тоже бы перестал быть северным Носферату, глаза которого едва не плавятся без черных очков при первом появлении солнца.

На пляже я мог бы и в куртке устраиваться рядом с другими людьми и, вероятно, не сильно бы удивлялся числу молодых девчонок, загорающих топлес. Там, где я бы жил, даже специально нельзя было бы сделать фотографию города, а позже усиленно вспоминать, не была ли она чёрно-белой. Там было бы по-настоящему много красок – на стенах зданий, птицах и, разумеется, на цветах, различных кустиках и деревьях, которые создавали бы впечатление бесконечного сада.

Я строил бы церкви в горах или настоящие чудеса света в центре города, писал бы картины, ставил фонтаны, возводил памятники голых людей, смотреть на которые приезжали бы люди со всего света. Я сильно чаще говорил бы людям «спасибо», улыбался бы встречным на улице, проще б знакомился и меньше бы нервничал за рулем. А после моей смерти я бы лежал в городе мертвых, заранее попросив близких установить мне в «настенной квартирке» небольшую фигурку, показывающую, как страстно я обнимаю жену.

Но нет, пишу я все это уже в Риге, на улице идет снег и два мужика на дороге орут друг на друга, поскольку не могут решить, кто из них более важен, а следовательно, не должен уступать второму дорогу. Мне стыдно, что я чуть-чуть наговаривал на испанцев. Сижу с обгоревшим на солнце лицом, болят от ходьбы ноги. Я улыбаюсь и мне очень хочется верить, что хотя бы малая часть всего этого останется со мной навсегда.

Виталий Вавилкин