Режиссер Херманис пошел по стопам Максима Горького и писателя Прилепина. Зачем?

Бывают, однако, времена, когда рубрики смешиваются, а мастера культуры делаются главными героями самых громких политических новостей и самой скандальной криминальной хроники.

Писатель Прилепин сначала создает в Госдуме РФ "группу по расследованию антироссийской деятельности" (она должна выявлять "агентов иностранного влияния" и уже выявила полторы сотни, включая телеведущего Ивана Урганта), а потом принимается готовиться, если верить "Ведомостям", к участию в президентских выборах–2024 в качестве кандидата. Театральный режиссер Херманис публично обвиняет ютьюб–канал "Дождь" ровно в том же самом — в продвижении вражеского иностранного влияния и в антигосударственной деятельности, только на сей раз антилатвийской — и требует вышвырнуть канал из нашей страны. Тем временем по другую сторону Атлантического океана 24–летний симпатизант шиитских экстремистов набрасывается с ножом на индо–британского писателя Рушди, приговоренного еще в 1980–х аятоллой Хомейни к смерти за богохульство.

Формально все вышеперечисленные события, кроме времени, когда они произошли, широкого международного резонанса и участия людей творческих профессий, не связывает ничего.

Прилепин и Херманис заняты одним делом — охотой на врагов народа, но занимают противоположные политические позиции.

Сейчас сущей фантастикой кажется, что звезда латвийского театра когда–то не только ставила спектакль "Рассказы Шукшина", но и возила актеров на шукшинскую родину, в алтайские Сростки. В те времена никто бы не удивился, сделай Херманис постановку по Прилепину — как делал ее судимый впоследствии в России Кирилл Серебренников. Теперь на одной сцене Прилепин с Херманисом могут оказаться разве что в ситуации, сведшей на сцене образовательного центра города Чаутоква, штат Нью–Йорк, Салмана Рушди и Хади Матара. Причем в чьих руках — сопредседателя российской партии или худрука рижского театра — мне легче представить нож, я и сам не знаю.

Если вдуматься и присмотреться, все истории последнего времени, происходящие на пересечении культуры, политики и юстиции, очень похожи. Во всех этих случаях культура сталкивается со своей прямой противоположностью — с варварством.

И то, что проводниками варварства, агрессии, нетерпимости и ксенофобии сплошь и рядом выступают то знаменитый писатель, то изысканный режиссер, лишь ярче высвечивает это столкновение.

Коллега Прилепина писатель Виктор Ерофеев откликнулся на создание того самого ГРАДа (Группа по расследованию антироссийской деятельности) текстом — откликнулся, что характерно, на "Немецкой волне" –— где утверждал: "В истории русской культуры репутация доносчика перекрывает все другие жизненные занятия взявшегося стучать человека". С одной стороны, это, хоть и преувеличение, но в целом правда: Максима Горького, в начале прошлого века безусловного русского литератора номер один в мире, теперь в равной мере помнят благодаря первоклассным литературным текстам — и чудовищным по стилистике и содержанию публичным призывам к расправам с врагами народа. Нет сомнения, что имя Захара Прилепина если и будет с чем–то ассоциироваться в постпутинской России (какой бы они ни была), то точно не с романами. С другой стороны, Херманису не пришлось ждать после его эпохального поста не то что век, а даже неделю: всего несколько дней спустя фейсбук и СМИ вовсю чирикают о спектакле "Белый вертолет" и о планах Нового рижского театра, коих "громадье". Русский фейсбук чирикает и русские СМИ, уточню, — коль скоро речь о репутации доносчика в нашей национальной традиции. В данном случае, как видим, ничего она (репутация) не перекрыла.

Думаю, применительно к доносчикам (уместнее сказать — стукачам) важнее даже не репутация, а стилистика. Донося, шельмуя, призывая к расправе или делая любую другую безусловную, недвусмысленную мерзость, человек — независимо от профессии и статуса — демонстративно сдирает с себя ту одежду, которой наделила его культура и цивилизация.

Он предстает в первозданном, природным, естественном, животном, скотском виде. Но невозможно смыть с себя "культурный слой" частично. Невозможно призвать к погрому, оставаясь утонченным мастером слова. Публичные доносы, кем бы они ни были написаны или озвучены, обескураживают не только содержанием, но и слогом.

Почитайте того же Херманиса, обратитесь к первоисточнику: "Создается впечатление, что их цель — разрушить нашу страну изнутри… Я настоятельно рекомендую латвийским органам безопасности отменить все разрешения на их работу…" А если кто–то полагает, что автор просто не силен в малой социально–сетевой прозе (не прозаик, чай, а режиссер), можно обратиться к интервью, которые Херманис успел после доноса дать. Там — ничуть не лучше: "Я бы советовал российским журналистам–эмигрантам не соваться во внутренние дела той страны, которая дала им убежище. Почему? Короткая версия: это просто не их дело" (интервью Антону Хитрову для "Медузы"). И уровень аргументации, и стилистический уровень, явленные здесь, достойны не международного интеллектуала, а алкаша из какой–нибудь Гробини, обсуждающего за бутылкой stiprs alkoholisks dz?riens'а права понаехавших к нам вонючих инородцев.

Впрочем, у Херманиса есть еще куда более именитые предшественники, не чуждые театру. Например: "Слышат ли убийцы, как в ответ на их идиотское и подлое преступление рявкнул пролетариат Союза Социалистических Советов?.. Против этого гнойника, все яснее освещая его отвратительное, тошнотворное, кровавое паскудство, встает и растет уже непобедимое".

Эта стилистическая феерия — отрывки из заметок Максима Горького 1930–х годов "Литературные забавы", где несладкий писатель разносит коллег, приравнивая их языковые ошибки или художественные приемы ни много ни мало к фашизму.

Невозможно остаться агентом культуры, проповедуя нетерпимость, узколобость, ксенофобию — то, в противостоянии чему состоит суть культуры. Проповедуя это, ты становишься агентом варварства, дикости. При всех своих международных регалиях ты уподобляешься не Салману Рушди, а Хади Матару, пыряющему писателя ножом. Дикарем двигает нетерпимость — в этом, собственно, и заключается его главное отличие от человека культуры.

Причем нетерпимость варвара сплошь и рядом идеологически обоснована. Какую бы мерзость, какое бы преступление ни совершал "идейный" варвар, он делает это с позиции несокрушимой моральной правоты.

За самым утонченным, как и за самым необразованным доносчиком и погромщиком стоит идея, гарантирующая им безусловную правоту. Причем идея эта всегда разделяется достаточно большой, влиятельной и сильной группой людей. Очень часто — государством. За Максимом Горьким образца 1930–х стояли коммунистическое учение и сталинский СССР. За Захаром Прилепиным стоит путинская диктатура и все ее рекруты. За Алвисом Херманисом — поддерживаемый латвийским государством латышский национализм и его адепты. За Хади Матаром — Исламская Республика Иран и всемирная шиитская община. За проповедниками "культуры отмены" –— идеология woke, она же "новая этика", разделяемая миллионами. Показательно, что Джоан Роулинг, которой ранее угрожали расправой защитники трансгендеров, после нападения на Рушди получила точное такие же угрозы от исламских фанатиков. Дремучая религиозная архаика сомкнулась с самым передовым активизмом, доказав их полную идентичность.

Победа варваров — это не обязательно разграбленный вестготами Рим и перебитые патриции. Если утонченный патриций начинает говорить как вестгот, цивилизация точно так же шатается.

Алексей ЕВДОКИМОВ.

Cправка

Алексей ЕВДОКИМОВ родился в 1975 году на Украине, всю жизнь живет в Риге. Окончил филологический факультет Латвийского университета со степенью бакалавра русского языка и литературы. Работал в разных латвийских русскоязычных изданиях публицистом, литературным и кинокритиком.

В 2001–м дебютировал в литературе написанным совместно с Александром Гарросом романом "[голово]ломка", который в 2003–м получил премию "Национальный бестселлер" и впоследствии был переведен на несколько языков. Автор романов "ТИК" (2007), и, совместно с А. Гарросом, — "Серая слизь" (2005), "Фактор фуры" (2006), сборника повестей "Чучхе" (2006).