Славная дата, текстиль и ардеко: чем в этом году удивили музеи Латвии

Главный юбилей — 150-летие выдающегося латышского художника-пейзажиста Вильгельма Пурвитиса (1872–1945), основателя и ректора Латвийской академии художеств с 1919-го по 1934 год, певца родного пейзажа.

А второй — 100 лет профессору Владимиру Ивановичу Козину, ныне здравствующему, ученику учеников Пурвитиса, 34 года заведовавшему кафедрой живописи Латвийской академии художеств. Редкому, проникновенному русскому художнику и достойному человеку, любимому и почитаемому не только мной, но и многими уважаемыми людьми нашего времени.

Канон национального пейзажа

А что до Пурвитиса — он был одной из главных фигур в изобразительном искусстве Латвии первой половины ХХ века. Учился в Высшем художественном училище при Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге у великого Архипа Ивановича Куинджи (1890–1895). По окончании Пурвитису было присвоенно звание классного художника 3-й степени (1895), а после — звание художника (1897), за картину «При последних лучах». Окончив академию с золотой медалью, на полученную стипендию путешествовал по Европе, с 1898-го по 1901-й с успехом выставлялся в Берлине, Мюнхене, Париже и Лионе.

С 1895-го по 1910-й входил в объединение «Мир искусства». С 1906-го по 1909-й жил в Ревеле (Таллин), в 1917–1919-м — в Норвегии. Созданный художником общий образ родной северной природы, классически исполненные латвийские пейзажи на рубеже времен года воспринимаются как канон национального пейзажа.

Юбилей отметили и на родине художника в «Вецяужи» Таурупской волости, где в 2022-м начал работу Дом-музей Пурвитиса. Решением 41-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО в ноябре 2021 года 150-летие Вильгельма Пурвитиса включено в календарь празднований ЮНЕСКО в 2022-м.

«Глубочайшая суть произведения искусства непостижима и неисчерпаема. Вследствие этого работы великих мастеров вечно прекрасны и ненадоедливы, ибо в их создание вложена огромная сила души. Истинное произведение искусства излучает вечно непостижимую красоту», — писал Пурвитис. Это в полной мере можно отнести и к его работам.

В огромном цокольном зале Латвийского Национального художественного музея с весны до начала октября проходила обширнейшая выставка патриарха латвийских живописцев.

Умный трудоголик

Эдварда Шмите, искусствовед со стажем, проработавшая в музее больше 40 лет, рассказывает:

— Мы очень много видели работ Пурвитиса за эти годы, много экскурсий водили. По его биографии мы знаем, что среднюю школу он посещал, живя в Витебской губернии, где его отец управлялся на мельнице. А когда сын закончил школу, отцу понадобились еще какие-то механизмы. И отец отправил юношу «на практику» к какому-то мельнику. Пурвитис там потрудился, рассмотрел, как работают «передовые» механизмы, вернулся к отцу и сделал такие же механизмы на семейной мельнице. И они прекрасно работали! Такого факта я не знаю ни у одного художника.

Он был человеком немыслимой трудоспособности — это мы видим по его наследию. И очень педантичный, аккуратный. Понятно, что здесь, конечно, и талант, и трудолюбие, и перфекционизм. Вот мы видим его ревельские пейзажи. Мастер один раз изобразил пейзаж с одной точки, затем пересел в другое место и потом еще сделал несколько шагов в сторону. Но это одно и то же место! Не так, как иные художники: нашел свой «мотивчик» и повторяет его бесконечно. У Пурвитиса — очень личностное восприятие природы и равноправный диалог с ней. Есть художники, которые привносят в природные пейзажи свое, иные как бы растворяются в природе, а Пурвитис ведет с ней равноправный диалог умного и талантливого человека. Думаю, это тот случай, когда каждый зритель может найти свой диалог с какой-то из картин и прекрасной, интересной личностью.

Традиции классика

А вот что вспоминает профессор Владимир Иванович Козин:

— С 1946 года я учился в Академии художеств у учеников Пурвитиса — Калниньша, Скриде, Брейкса. Калниньш рассказывал, что однажды Пурвитис завел студентов в мастерскую, беседовал с ними, а потом провел на стене линию мелом. Сказав при этом: «Все вы учитесь и, конечно, чему-то выучитесь — мы доведем вас до этой линии. Но художником станет тот, кто перейдет эту линию».

Один их его студентов, Брейкс, говорил, что, когда писал этюд, к нему подошел Учитель, взял кисть и переписал какие-то фрагменты работы. Брейкс больше не дотронулся до этого холста и всю жизнь хранил этот этюд с рукой великого Пурвитиса. Когда бывал у него в мастерской, он всегда мне показывал это полотно.

Педагогом он был довольно строгим, академическим. Школа есть школа, а творчество — это совсем другое...

Вначале, когда я был студентом, а потом и педагогом, в обучении сохранялся культ натурного этюда — это шло от Пурвитиса. И студенты, когда приходили в те годы с каникул на занятия, устраивали обширные выставки работ, сделанных за лето. Это становилось большим городским событием, собиравшим море посетителей. Работы покупали, тем самым поддерживая студентов материально.

Когда стал завкафедрой, проводил эту линию — пленэр был важным этапом обучения студентов в нашей академии. Сегодня, наверное, это не в чести — больше занимаются поисками формы...

А я возил своих студентов не только на пленэр по Латвии, но и на Урал, Кольский полуостров, в Крым. Тогда этой практике придавалось большое значение — это была не только художественная работа, но и познание жизни.

Неиссякающее творчество

Вековой юбилей всеми нами любимого и уважаемого Владимира Ивановича и большая, задушевная выставка работ мастера в Союзе художников Латвии собрали огромное число его поклонников. Профессора встретили овациями!



Говорить с Владимиром Ивановичем не только радостно и очень интересно, но полезно и поучительно. Поразительная ясность ума, зрелые, мудрые суждения, аналитическое мышление — дай бог каждому!

Дома его порой можно застать за работой — пишет очередную картину. Мы частенько наведываемся к нему, и в очередной наш приезд художник указывает на большую свежую работу маслом...

Мы вспоминаем с Владимиром Ивановичем разные эпизоды его богатой событиями жизни, и я каждый раз поражаюсь этому светлому, цельному и несгибаемому характеру...

— Все, что я видел и пережил в детстве и юности, всегда помогало мне трезво относиться к окружающему миру, воспринимать его адекватно, — говорит художник.

Задушевная, русская, с латвийским колоритом, школа реалистической живописи — это полотна, которые говорят с тобой напрямую. Художник не утаивает правду жизни — а он в детском возрасте вместе с семьей пострадал от коллективизации, благодаря чему, однако, попал к прекрасным учителям в профессии, юноша прошел войну, да и послевоенная студенческая жизнь в Латвии была непроста. Но учеба у великих

Конрада Убана, Эдуарда Калниньша, Гедерта Элиаса искупала все трудности жизни.

Знаменательная, в духе передвижников, щемящая работа Владимира Ивановича «Гурты на дорогах», или «Угон скота», — это его диплом 1949-го. Он видел это под Воронежем, когда его часть отступала в 1942-м на Северный Кавказ.

Вызовы и решения

В выставочном сезоне года отличились и дамы-художницы. Приглашением вместе поразмышлять над тем, что для каждого из нас главное на том или ином этапе жизни, стала грандиозная выставка художницы по стеклу Анды Мункевицы «Пересечения» в Музее декоративного искусства и дизайна.

Анда — ведущий художник по стеклу в Латвии, с этим материалом она работает уже более 30 лет. В аллегорических и символических образах воплощает экзистенциальные размышления и решает этические дилеммы. Художница свободно владеет широким спектром технологий обработки стекла. Стекло плавится, тонируется, гнется, строится, режется, рвется, шлифуется, гравируется...



Тему пересечений, вызова на выставке обыгрывали две главные композиции: инсталляция «Тропа идентичности» и группа работ под общим названием «Во власти времени», включающая три цикла: «Черные лошади», «Белые лошади» и «Синие лошади». «Общество», «Сизифы», «Наблюдатели» и другие произведения расширяют тему выставки, позволяя ее соединить с конкретным измерением социальной реальности.

Анда окончила отделение стекольного искусства и дизайна ЛАХ под руководством профессора Тениса Грасиса-младшего и Арнольда Вилберга, Бруно Страутиньша. В конце 1990-х годов она практиковалась в США — в Истлейкской студии стекла и в Центре изящных искусств Пратта.

По возвращении в Латвию вместе с супругом основала студию стекольного искусства и дизайна AM studio, которую возглавляет вот уже более 20 лет. Из небольшой мастерской студия превратилась в уникальное предприятие, где выполняются особо сложные и оригинальные заказы в сфере архитектуры, строительства и дизайна интерьера.

Работы хранятся в музеях Бельгии, Японии, России, Китая, США, Украины, Венгрии, Германии, в собрании МДИД, в коллекциях других организаций, учреждений и частных лиц.

Философия лесов, лугов и птиц

Выставка работ художницы по текстилю Дзинтры Вилкс «Натюрморт с перелетными птицами» проходила в трех залах 4-го этажа ЛНХМ. Ее имя — одно из самых известных в мире среди латвийских художников по текстилю и волокну. У нее особый творческий почерк — узнаваемый и неповторимый, разнообразный и постоянно ищущий новых впечатлений, форм и материалов.

С самого начала природа была важнейшей темой для Дзинтры. Вдохновляясь лесом, лугами, ветром, насекомыми, птицами, временами года и стеблями трав, автор создает гобелены и пространственные композиции на основе мотива или формы и повествует о них языком текстильного искусства. Хотя природа визуально первична в работах художницы, они всегда содержат более глубокий смысл.

Выставка «Натюрморт с перелетными птицами» пригласила к разговору о красоте, величии и хрупкости природы...

Люди и их судьбы

— Осень — время для философских раздумий, а летом у меня такие яркие краски! — делится с вашим автором художница. — Вся моя философия не очень яркая — может, я интроверт. Художник вообще такой: уединяется в своей мастерской и только иногда выглядывает на свет божий.

«Грачи перед отлетом», или «Натюрморт с перелетными птицами» — это разговор обо всех нас, как трудно решиться переехать в другую страну, к примеру. Школа прикладного искусства научила меня писать, а тексту учила Академия художеств.

А вот эта работа создана на основе зимних наблюдений. В болоте растет очень красивая трава, к зиме все стебли распадаются по краям, и остается такая кочка. Я это видела, когда жила в Пиебалге. Осталось только перенести в текстиль...

А вот это моя благодарность моей маме, в семье которой было шестеро сестер и три брата. У нас самыми сильными были женщины. Ноябрь, когда латыши поминают своих предков, тот месяц, когда мы можем сквозь наши ушедшие поколения взглянуть на себя и подумать... Потому там и маленькие зеркальца.

Интересно, что это шерсть из старых распущенных шерстяных вещей. Получается такая богатая гамма цветов — как будто это люди и их судьбы, и все в этой работе.

Дизайн — искусство и удобство

А еще директор Музея декоративного искусства и дизайна (МДИД) Инесе Барановска приглашает ознакомиться с увлекательными обновленными экспозициями 2-го и 3-го этажей своего музея:

— Время ковида для нас было сложное, как и для всех, потому что полгода все музеи были закрыты, но это была и возможность — шло дополнительное финансирование культуры. Мы за это время написали проекты и получили финансирование, три гранта, и сейчас открываем три проекта вместе.

Первый — обновленная экспозиция 2-го этажа, которая рассказывает об эволюции нашего декоративно-прикладного искусства с конца XIX века до 1960-х годов века XX. Мы все это реструктуризировали, и теперь второй этаж представляет собой раздел «Классические ценности». А на третьем мы рассказываем о развитии дизайна с 1960-х до наших дней, раздел «Процесс проектирования».

Струящиеся ткани

— Если на 2-м этаже мы углубили содержание, то на 3-м воплотили совершенно новую концепцию.

У нас в архиве хранится прекрасная обширная коллекция образцов — девять альбомов! — шелковых и вискозных тканей и дизайна бывшей фабрики Rīgas audums. Мы всегда были озабочены тем, как это богатство явить миру. И вот за время ковида создали проект, включающий 120 образцов дизайна, и дигитализировали их.

Посмотрите на этот экран. Когда вы подойдете к нему и взмахнете руками, у вас на экране появятся ткани — они струятся, колышутся, расстилаются, заворачиваются в такт вашим движениям. Плюс показываются многочисленные фото — ведь эта фабрика работала с 1920-х. Стильно, информативно, интерактивно!

Образцы самого разного дизайна тканей собирал художественный отдел предприятия, но кто конкретно, не знаем. Авторы фотографий тоже остались неизвестны.

Вы видите, насколько был широк творческий диапазон «Ригас аудумс». А какой роскошный дизайн тканей! Нет у нас сейчас промышленности, и выросла пара поколений, которые ничего не знают о том, что у нас было. Мы должны об этом рассказывать.

Король театра ардеко

Лудольф Либерт (1895–1959) — один из ярчайших театральных художников 20–30-х годов ХХ века. Оформленные им постановки отличают богатство художественной фантазии, сочность красок и великолепие форм. И все это мы можем еще увидеть сегодня в Музее А. Бельцовой и Р. Суты.



Уникальность этой выставки в том, что здесь собраны работы, которые выставляются впервые. Кроме двух-трех работ, они даже никогда не были опубликованы. Большая часть этих вещей постоянно хранится в запасниках ЛНХМ.

— Одна из причин, почему этот материал до сих пор не выставлялся: он до конца не обработан, не расшифрованы многие эскизы Либерта — неизвестно, для каких постановок они созданы, в какое время, — поясняет сотрудник музея, искусствовед Наталья Евсеева. — Сценография требует очень точного указания. И при этом все равно многие из работ остались с подписью: «Женский костюм для одной из постановок».

С середины 20-х карьера Либерта связана с театром, а это эпоха ардеко. Отсюда родилась и идея названия выставки «Лудольф Либерт — король театра ардеко».

Его карьера в театре началась в 1923-м, когда он организовал персональную выставку вместе с другим молодым художником, впоследствии корифеем латвийского искусства Конрадом Убаном. Его работы заметил тогдашний режиссер Национальной оперы Петр Мельников, который работал тогда над оперой Моцарта «Похищение из сераля». И ему как раз нужен был молодой художник, новое имя, с новым своим подходом, отличающимся от того, что на тот момент было принято в Театре оперы и балета. Ему показалось, что именно Либерт, в котором чувствовался русский дух, близкий и самому Мельникову, будет именно таким человеком.

Откуда здесь связь с Россией? Либерт учился в Казанской художественной школе, у знаменитого художника Николая Ивановича Фешина, и уже тогда, до Первой мировой войны и в первые ее годы, он получает опыт работы в Казанском театре. Конечно, он тогда не главный оформляющий — на подхвате, как говорят, но знакомится с этой техникой, с закулисной системой работы над оформлением театральных постановок. И, как говорят искусствоведы, именно оттуда он почерпнул свою манеру работать — не разбавляя краску, не смешивая тона, а практически чистым цветом. Как говорили, он лил эту краску из ведер, не смешивая, достигая сочности цвета, не разбавляя его. И если вы посмотрите на его работы — им практически 100 лет, но сочность красок, даже до реставрации работ, сохранялась. Что до его премьеры — она произвела практически фурор, успех с первого раза.