Буйство стиля стимпанк в работах его адепта — Константина Иванова

"Меня не волнует мнение других"

— Это уникальная личность, человек, с которым мы знакомы еще с Академии художеств — учились в одной группе и работали после окончания на Рижском почтамте, — подтвердил мою мысль куратор выставки Валентин Даниленко.— Это явление в хорошем смысле. Потому что концептуально никто в Латвии в таком стиле — стимпанк — не работал. А у Константина целая серия таких работ. Даже люди, далекие от искусства, находят в работах художника то, что не оставляет их равнодушными. Порой зрители принимают эти работы, эту стилистику безоговорочно, порой не очень. Но главное в том, что произведения рождают эмоции, отклик. Единственное, чего боюсь, чтобы их не трогали руками.

В Лимбажском районе он тихо сидит на берегу озера и постоянно серьезно работает. Делает графику, живопись и керамику. Мне пришлось убеждать его сделать эту выставку… То, что делает Константин, наверное, очень нужно сегодня людям, в наше сложное время.

— В основном здесь работы последних 2–3 лет, — сказал 70–летний Константин. — Так что я молодой, начинающий, подающий надежды художник. На втором этаже в экспозиции — четыре работы моего отца, Павла Ивановича Иванова, прекрасного живописца, которому в этом году исполнилось бы 100 лет. Выставляю его работы впервые.

— Хочу сказать спасибо художнику, который очень достойно представляет род Ивановых в Латвии, — заметил Петр Антропов. — По статистике, Ивановых в Латвии больше, чем Озолиньшей и Круминьшей. Так уже получилось. Он не только меня, но и всех знакомит с очень интересным видом искусства. С одной стороны, это какое–то хулиганство в изобразительном искусстве. Наверное, художники в какое–то время решили, что все прежние жанры не передают духа нового времени, с его буйной индустриализацией и урбанизацией.

Пройдясь по выставке, видим иного захватывающего: в раме — часть от двери, кусок ремня, некие шестеренки и человеческая фигурка, а это — "Самолет" из времен Ивана Грозного, с полотняными крыльями, много крохотных деталек, вращающиеся лопасти. Есть абстракция акрилом на картоне. Коллаж "Серебряный макияж" — внутренний механизм часов, какие–то палочки. Работа I don’t care about the reaction of others — "Меня не волнует реакция (на меня) других", "Инакомыслящий" — тоже механизм от часов, "Ослик детства" — игрушечный ослик и детские фотографии. "Когда на скрипке рвется последняя струна, она превращается в дерево" — дерево растет из инструмента, который держит маленький скрипач.

А на втором этаже — большая серия "Три портрета в восточном стиле", изображена девушка европейского вида, но только одна голова, потому что на Востоке женские прелести нельзя изображать.

Такая немножко абсурдная керамика — огромные кружки с ручкой для великанов…

А вот изумительные пейзажи Павла Иванова, отца Константина, зимние вообще великолепны, с идущим странником. Потрясающая стилистика! Как пояснил Валентин, Павел Иванович досконально изучил школу Василия Сурикова.

А вот "Пейзаж" его сына — коллаж, где наклеена мешковина, или аппликация, и текст на английском, похоже, из Евангелия. В коллаже "Я ворона" тоже используется мешковина. "Бедные родственники" пришли к богатой даме, обвешанной всяческими украшениями. "Вкус Баха", — фигурки, представляющие крыс, обгрызли пластинку, где легендарный Карузо поет из "Фауста". "Если у вас за спиной выросли крылья, не карайте", "Профессия — ткач", где на основу, в обрамлении деревянной рамы, прикреплены ткацкие челноки от старинного ткацкого станка.

"Не знаю, какой я "панк"

— Окончил отделение дизайна Латвийской академии художеств, — рассказывал мне Константин. — Мне по жизни интересно создавать, творить. Даже не важно, что — керамика ли это, живопись. Бы у меня период, когда я заинтересовался стимпанком. Но мне грустно оставаться только в нем.

Я пытался найти что–то в специальной литературе об этом стиле. Подразделов стиля "панк" множество, и под какой именно я попадаю, сложно сказать.

— Конечно, вам, как дизайнеру, хотелось вырваться за границы жанра или сделать нечто пограничное. Когда такие идеи начали приходить вам в голову? А включая в работы механизмы, действуете как инженер…

— При всем глубочайшем уважении к классической живописи, считаю, что фотография в наши дни может передать изображение несравненно лучше. В наш цифровой век, обработав любое фото, можно получить прекрасные пейзажи, натюрморты и портреты. Повторять то, что природа делает сама и значительно лучше… Хотя я преклоняюсь перед мастерством и живописной манерой моего отца.

Я родился в Риге, а папа — из Великого Новгорода. Он там закончил в 1940–м педагогическое училище, а дальше — жизнь, как у всего его поколения — фронт, война…

Юмор и еще что–то…

— Мне хочется привнести в свои работы какой–то юмор, что–то другое… То, что не увидишь, выйдя в лес или зайдя в любую картинную галерею.

— Вы специально собираете эти шестеренки, механизмы разные…

— У меня как–то накопилось этого добра, всяких железок. Что–то нашел, что–то купил, что–то обнаружил на свалке. Я умею работать руками, и мне не проблема все это собрать и из этого что–то потом сотворить.

— Какая–то философия есть у вас?

— Есть. Философия юмора. Обратите внимание, что все мои работы с определенной долей юмора — над жизнью, ситуацией, над собой. Я уже не стал давать письменный комментарий к каждой работе, но у меня на страничке в ФБ есть к ним краткий комментарий.

— Почему из скрипки со скрипачом у вас растет дерево?

— Потому что, если оборвать все струны, скрипка станет просто деревяшкой. До месяца моя новая работа обычно стоит передо мной, и я размышляю, что же в ней такое… Потому что творю, скорее, с неким спонтанным посылом.

Я беру холст, провожу какую–то линию — и в каком варианте это выплеснется, сказать сразу даже не могу.

— А почему у вас надписи на картинах по–английски? Почему так много ткацких челноков?

— Для многих людей на своем родном языке что–то высказать неловко. А с другой стороны, сейчас и свои посты в ФБ стал переводить на английский. Потому что больше всего лайков, интереса и комментариев идет от американцев. Видимо, им это ближе всего. А насчет челноков — я просто набрал их в одном месте.

Я был оформителем легендарного клуба "Аллегро" в 80–х, художником театра "Монолог", работал с Рижской пантомимой, несколькими ВИА.

То, что делаю сегодня — исключительно для своего удовольствия, а не пропитания. У меня был свой бизнес — картонажная типография, которую продал. И уже не одно десятилетие тихо живу в своем доме в поселке Бирини…