Репортаж из латвийского дурдома: здесь тоже живут люди

А здесь рассказ пойдет о дурдоме в широком смысле: о характерном для Латвии губительном алкоголизме, о дурдоме в системе здравоохранения, в нашей экономике и, в конце концов, в нас самих.

Место действия — наркологическое отделение Лиепайской региональной больницы (ЛРБ). В принципе — абсолютно закрытое заведение, так как ни одного посетителя на порог не пускают, а у тех, кому довелось туда попасть, нет возможности выйти наружу, пока тебя оттуда официально не выписали.

Заглянуть в происходящее внутри этого учреждения порталу bb.lv позволяет история Мартиньша (все имена изменены. — Ред.), которому довелось там оказаться.



Совсем немного истории

Хотя, как уже упоминалось, наркологическое отделение в Лиепае работает под эгидой ЛРБ, находится оно на территории VSIA Piejūras slimnīca (оно же — Приморская больница). А та, в свою очередь, является лечебным заведением, оказывающим специализированную амбулаторную и стационарную помощь по психиатрии населению Лиепаи, Вентспилса, Кулдиги и соответствующих краев.

Приморская больница создана в 2005 году путем объединения Лиепайской психоневрологической больницы и Лиепайской онкологической больницы. Правда, сейчас пациентов с онкологией там уже нет, и именно в помещениях бывшей онкологической клиники последние три года работает наркологическое отделение ЛРБ.

Там–то и встречаются товарищи по несчастью из всех трех вышеупомянутых краев Курземе.

Осторожно, двери закрываются!

В отделение можно попасть разными способами. Кого–то перенаправили из других отделений или клиник, кого–то доставили сюда близкие или полиция, а многие поначалу вообще не понимают, где находятся, — даже то, какой это город и как они здесь очутились.

Мартиньш отправился туда сам. После затянувшегося пьянства прикончил последние запасы алкоголя и вызвал такси, чтобы отвезли сюда. С распростертыми объятиями Мартиньша никто не встретил. Пришлось блуждать по обширной территории Приморской больницы, пока не была найдена нужная дверь и персонал. В приемном покое дверь закрывается, и на определенное время нужно оставить все. Остаются пижама, тапочки и, да, по крайней мере — мобильный телефон.



В отведенной ему палате никого нет, поэтому есть возможность выбрать любую из трех наличествующих коек. Он выбирает себе место справа у окна; после короткой беседы с наркологом — первая доза лекарства, и наступает кошмарный сон.

Когда Мартиньш пробуждается от того, что ему впервые подключают систему, в палату уже поступил Гунтис из Кулдиги. У того были галлюцинации: мерещились разные знакомые люди, которых в реальности рядом не было. Где он находится, толком не понимает. Ночью оба что–то говорят, бредят, но здесь это норма, не вызывающая у персонала ни удивления, ни интереса…

Железный дровосек

Третьим в палату на следующий день приводят Зигиса из–под Вентспилса. Он хнычет и стонет. Видно, что когда–то был очень сильным и видным мужчиной, но алкоголь сделал его, как и почти всех здесь, жалкой развалиной.

"Сестричка! Сестричка! Сестричка!" — кричит он с кровати поздно вечером. Сестричка приходит. "Я не могу встать. Я не могу дойти до туалета, мне утка понадобится". Ему приносят.

С утра все равно ситуация оказывается хуже, чем ожидалось…

"Вот скотина — вся жопа в говне!" — орет рассерженная работница отделения, у которой работы хватает и без мытья задницы этому господину.

В следующий раз он пытается добраться до туалета сам, но падает прямо рядом с койкой. "Зацепился", — оправдывается он. "Не ври, койка не виновата!" — не верит медработница.

Зигис, по его словам, работает в лесу. Как–то раз дерево упало ему на ногу, поэтому, мол, иногда трудно устоять — рассказывает он впоследствии коллегам по палате. И вообще жизнь ужасная: в этом году цены на лесоматериалы резко упали, все лесопилки забиты бревнами от государственного Latvijas valsts meži, у частников не берут, щепу вообще больше нигде не принимают. Остается только пить… Человек валит стволы, но бутылка оказывается сильнее столетних деревьев.

Временами он говорит разумно, временами снова все путается. "Где я? А! В Елгаве… А! В Лиепае?.." Телефона с собой нет, как позвонить жене, чтобы рассказать, где он находится, понять не может. Начинает действовать на нервы товарищам по палате, одалживая все телефоны сколько есть и пытаясь дозвониться до жены, но так ничего и не выходит.



Иногда кажется, что он не понимает ничего, но внезапно он спрашивает, нет ли какой–нибудь книги почитать. Читает книгу "Вернулась домой босиком" о высланных в Сибирь сельских жителях. И свою оценку ей дает: "Уже треть книги прочитал. Хорошо читается — про своих людей, на понятном языке". Может, в действительности он умный и добрый человек, но жизнь была к нему зла?

Возможно, если бы среди лесорубов не была унаследована традиция выпивать еще с колхозных времен, когда надо бухнуть после тяжелой работы, надо бухнуть, если нет работы, и надо бухнуть, чтобы согреться, человек увереннее держался бы на ногах? Вообще–то каждый сам кузнец своего счастья, это лишь срочная помощь в острых случаях, шаг, чтобы облегчить "белочку" и отдалить смерть. Когда дверь дурдома закроется, лесорубу придется ходить самому — но сможет ли он?

Единственный коридор



Стационар по сути представляет собой один коридор, по обеим сторонам которого расположены палаты, а в конце коридора с правой стороны — туалет. Рядом кухня, а с левой стороны — курилка. Так что с учетом того, что никакой комнаты отдыха нет, она импровизированным образом устроена прямо в коридоре. В реальности это означает шесть стульев и малюсенький телевизор с наземной антенной, включенный днем и ночью. Re:TV, украинский канал и другие.

Сгорбленный мужичок, на вид лет 80 (но позже нарколог расскажет Мартиньшу, что ему 46), почти без перерыва торчит у телевизора. А смотрит при этом в пол… Остальные тоже не проявляют особого интереса к демонстрируемым программам.

У некоторых ТВ есть в телефонах, но в кровати при попытке посмотреть какой–нибудь фильм сразу засыпаешь.

Лекарства… Много лекарств! Кучки таблеток по четыре раза в день, два укола, подключение к системе раз в день. Конечно, не только магний, но и психотропные вещества, снимающие психоз и тревогу.

Все напичканы лекарствами. Но, несмотря на это, некоторых мучает бессонница, а других — нечто большее, чем тревога. Бред, отчаяние, злоба? Кстати, по поведению сразу же можно распознать тех, чья проблема не в алкоголе, а в каких–то других веществах.

Персонал в отделении — только женщины, на их плечах лежит вообще все: начиная с мытья полов и приготовления обеда до уколов, подключения систем и оказания всяческой срочной помощи. Например, помочь побриться тому, кто не в состоянии это сделать. Среди медперсонала в наркологическом отделении нет ни одного мужчины. Это в некотором смысле шокирует.



"Что это они все такие сердитые? — звонит Мартиньшу жена. — Схватила передачку и ворчала, мол, если один звонок в дверь был уже, нечего звонить еще раз, будто ей делать, что ли, нечего. Ну да… Ни одна девушка не мечтает работать в наркологическом отделении и каждый день с пьяницами возиться!"

Промилле

"Когда меня приняли, у меня было 3,7 промилле", — рассказывает в курилке (об этом помещении еще будет отдельный рассказ) Мартиньш, после того как пришел в себя после первых доз лекарств.

"Ну, это ничего. Когда меня в Елгаву привезли, у меня 4,6 было. У меня спросили: как ты вообще двигаешься? А я им показываю: вот как двигаюсь! И ведь хорошо же двигаюсь!" — гордится Коля.

Для справки. Медики считают, что коматозное состояние обычно наступает при 5,5 промилле, а потом — смерть. Однако рекорд употребления установил некий белорус, которому удалось достичь 11,17 промилле. И хотя у него трижды останавливалось сердце и он перестал сам дышать, после двух дней, проведенных без сознания, рекордист почувствовал себя лучше и настоял на выписке из больницы.

Хотя знатоки и утверждают, что промилле, как правило, накапливаются при запое, длящемся несколько дней подряд, по мнению специалистов, чтобы достичь данного показателя, необходимо за один прием выпить примерно пять бутылок водки. Но у каждого своя история на этот счет.

В Латвии рекорд был зафиксирован в клинике токсикологии и сепсиса в Восточной больнице, когда у мужчины обнаружили 8,89 промилле. В этом случае пациент тоже был без сознания, но выжил и после прохождения терапии был выписан из больницы.

Пишите Хосаму!

Для питания в этом заведении не используется никакой кейтеринг–сервис — все готовят на месте. Специально для тех примерно 12–14 "гостей", которые там на тот момент находятся. Увы, отделение не пустует. После Янова дня и Нового года оно несколько месяцев бывает переполнено, и тем, кому хочется жить, приходится ждать в очереди.



Еда. Отзывы "гостей" показывают, насколько у нас разное общество. Если одни кривятся, то другие хвалят: как бы там ни было, но еда здесь хорошая! Да, мяса фактически нет, но иногда бывает жареное яйцо, а в другой раз — картошка с соусом из шампиньонов с ветчиной. Дома у них даже такого нет.



"В Гинтермуйже дают только кашу на воде, без ничего, — рассказывает опытный клиент такого рода заведений. — Тут–то роскошно кормят".

"Дома бы я овсяную кашу ни за что не стал есть, — признается после завтрака Гунтис. — Я понимаю, что она полезная, но я бы, например, поел творога".

Те, кто в состоянии пошевелиться, должны идти за своими порциями на кухню сами.

"Придется подождать! Никакой еды не будет, кухня засрана. Приятного аппетита! Пишите Хосаму (имеется в виду министр здравоохранения Хосам Абу Мери. — Ред.), чтобы знал, как у нас тут дела идут, — сообщает раздатчица порций. — Пусть знает, что у нас тут всего один туалет на всех — и мужчин, и женщин".

Туалет. И не только



Да, здешний туалет — это отдельная песня. Он и правда посреди коридора, возле кухни, один на всех обитателей отделения — и мужчин, и женщин (да, в отделении есть и женская палата!), причем это одновременно и душевая, и единственное место, где вообще можно получить доступ к воде — хотя бы для приготовления чая. А также, например, чтобы почистить зубы или побриться.

К тому же он не запирается. Система следующая: на двери снаружи висит табличка, с одной стороны на ней написано "Свободно", а с другой — "Занято". Тот, кто заходит в туалет, должен повернуть табличку, чтобы было видно, что "Занято", а выходя, повернуть обратно, чтобы было видно, что "Свободно". Нечего и говорить, что система работает еле–еле, учитывая контингент, для которого она предназначена. Так что при открытии двери туалета там чаще всего ожидается сюрприз.

Причем чтобы попасть в сей ватерклозет, возможно, придется довольно долго ждать. Ну, например, когда очередной доставленный в заведение бездомный с памперсом, сползшим до колен, передвигается в туалет и обратно ползком, со скоростью улитки. Но вмешательства в этот процесс не происходит: он же прогрессирует, к нему возвращается самостоятельность. Это даже поощряется, ведь некоторые пациенты — все равно что малыши, которые учатся ходить заново.

Coffe and Cigarettes



Может показаться странным, что в такого рода заведении разрешается курить, но курят на полную катушку, без ограничений. А так как выходить за пределы помещений запрещено, для этой цели устроено специальное место — курилка. Она ни на миг не остается пустой.

В своем роде это даже поощряется, ибо курение — это словно костыль, чтобы было на что опереться при переходе от бредового сновидения к реальной жизни, возможно также, что оно разрешается как странный способ социализации, разновидность инициативы. В больнице ведь есть всего три места, куда сходить. В сортир, за едой и в курилку.

Чтобы все не закоптить до полного кошмара, надпись на двери курилки гласит, что в помещении одновременно могут находиться не более трех человек. Иногда, когда вонь сигаретного дыма уже расползлась по всему отделению, делается замечание, что можно только по одному. Указаны и конкретные часы, когда курение разрешено, а когда нет.

Но ничего из этого не работает. Накурено так, что сигаретным дымом несет по всему коридору. "Наверху — пожарная сигнализация, приедут пожарные, вот будут неприятности, — предупреждает сотрудница из кухни. — Как–то раз она сработала от пара над плитой".

Однако предупреждения не помогают. Для мужиков это место, где можно вместе посидеть, подымить, почесать языком и тайком попивать "контрабандный" кофе. Да, кофе, в отличие от сигарет, запрещен, но это не мешает его раздобыть. Например, кто–нибудь из друзей закинет упаковку с кофе через окно все той же курилки.А вот с кружками — проблема. На кухне есть пластмассовые кружки, все они на учете: по одной на каждое койко–место, после приема пищи их надо сдать обратно, а другие кружки, которые можно разбить, запрещены. Но как–то добывают их, сейчас есть две. Так что мужики готовят в них ядреный такой кофе и пускают по кругу. Как в тюрьме? Как на фронте?

Правда, горе: Вилипса завтра выпишут, а одна из кружек — его. Тогда на всех останется всего одна.

Мартиньш рассказывает, что незадолго до того, как он покинул заведение, начали внедрять еще более строгие правила. С окон исчезли ручки, с помощью пациентов были сняты занавески. Это в целях безопасности, пояснила сотрудница: чтобы кто–нибудь не повесился или не поджег шторки, будучи в состоянии делирия. Мол, таково распоряжение руководства, об этом уже несколько недель говорится.



Мы ждем перемен…

В заключение следует отметить, что перемены вроде как уже запланированы. В информационном докладе минздрава говорится, что с 2024 года ЛРБ передаст свое наркологическое отделение Приморской больнице. А та в свою очередь взяла на себя обязательство обеспечивать программу по наркологии только в сочетании с Миннесотской программой. Это будет означать, что наркология и психиатрия снова будут работать рука об руку.

Миннесотская программа — это основанный на научных исследованиях психотерапевтический метод лечения пациентов с зависимостью.

Заведующая наркологическим отделением Елена Сорокина также заявляет, что этот подход планируется реализовать не только в ЛРБ, но и во всех латвийских больницах, где до этого еще не было объединения наркологии и психиатрии, как в Риге и Елгаве. "Часто у пациентов бывает двойной диагноз — психиатрический и зависимость от алкоголя или наркотиков, — и нам это могло бы облегчить и упростить лечение", — поясняет специалист на портале liepajniekiem.lv.

Впрочем, ЛРБ информирует, что разговоры о передаче отделения Приморской больнице действительно были, но никаких конкретных сведений у больницы не имеется. Как все изменится и изменится ли вообще, увидим уже в ближайшее время.

Роландс ЦЕРС.