Урожай наград
В послужном списке режиссера фильмы, принесшие ему поистине всенародную славу, – «Театр», «Лимузин цвета белой ночи», «Мой друг – человек несерьезный», «Чужие страсти», «Стреляй вместо меня»... Еще он художник, всю жизнь не просто «балующийся» живописью, а в молодости стоявший перед серьезным выбором – театр или изобразительное искусство.
Фильм Стрейча «Дитя человеческое» стал эпохальным во многих смыслах. Это первый фильм, снятый на латгальском языке, благодаря чему он попал в Книгу рекордов Гиннесса. Кроме того, он стал первым латвийским фильмом, номинированным на премию «Оскар» как лучший на иностранном языке. В 2000 году Янис Стрейч стал первым и единственным из стран Балтии, кто удостоился Ватиканской премии, а фильм удостоен главного приза «Большого Кристапа», Гран-при на Международном фестивале в Сан-Ремо, приза зрительских симпатий на Московском кинофестивале «Вторая премьера» и 2-го места на Международном фестивале детских фильмов в Чикаго.
Кинолента снята по одноименному роману Яниса Клидзейса и рассказывает о 20-х годах XX века в Латгалии. На тихом хуторе, среди красоты латгальской природы, живет в большой и дружной семье семилетний Бонифаций. В его жизни должно произойти печальное событие – соседка Биги, в которую он влюблен, готовится к свадьбе с завидным женихом Алексисом...
Открыть эпоху
– Я благодарен судьбе за то, что Господь дал мне такую честь – завершить одну эпоху и открыть другую. Вспоминаю фильм со схожей судьбой – «Сын рыбака» по роману Вилиса Лациса, который снял в 1939-м режиссер Вилис Лапениекс. И это было большим событием в жизни довоенной Латвии, а когда я служил в армии, смотрел «Сын рыбака», уже снятый в 1957-м, в Советской Латвии.
В армии я тогда руководил самодеятельностью, и мною командиры очень гордились. У меня была золотая жизнь, тяжесть службы совершенно не ощущал. Театр и оформление спектаклей уже тогда мне ее невероятно облегчали.
– А сейчас пишете?
– Пейзажи, как и раньше. Была персональная выставка моих пастелей еще в 2004-м в Доме Черноголовых.
Живопись мне помогала во всем. Вмешивался во все как художник – и по части костюмов, и декораций, и оформления кадра. Как в фильме «Театр» – две серии, выходило дороговато, а художественное чутье мне помогло экономно сделать фактически два фильма.
Когда пришли Атмода и гласность, у нас была крепкая связь с советским «Госкино» – это было мощное производство, доходы были огромные. 140 тысяч кинотеатров работали по Союзу, море киноустановок. Но наступали новые времена, и можно было уже выражаться свободно, излагать свои мнения. И я искал подходящий материал.
И получил поддержку на этот фильм от «Госкино» – там часто в то время бывал. Поскольку фильм был задуман на латгальском – а я сам родом из Латгалии, – самоуправления Даугавпилса и Резекне дали в складчину 1 миллион рублей. Тогда была страшная инфляция, и начальная сумма фильма в 300 тысяч рублей выросла до миллиона.
Но был снят фильм на рубеже эпох – первый в независимой Латвии и первый латгальский. Имею честь быть таким «поворотным столбом». И счастье в том, что с экранов он не сходит.
Это было событие, поскольку фильм на латгальском, что было очень смело. Скажу, что было много противников этого. Ведь до сих пор отношение к этому языку и диалекту неоднозначное. Хотя роман Клидзейса написан по-латышски. А я снял на латгальском.
И в процессе съемок мне писали многие латгальцы – мол, прекратите это издевательство! Но я крепко был убежден, что сила и правдивость картины победят. И актеров таких подбирал, которые могли бы говорить на этом языке.
Все свои
– Когда искал мальчика на роль Бонифация, первым, кто ко мне пришел, был простой деревенский мальчишка. И в кастинге победил именно он! Но мне все говорили – ну как он может сыграть? И мы продолжали искать дальше. А моя дочь, актриса, сказала: «Папа, не ищи больше – лучше не найдешь».
Из Резекне я взял художника, который никогда в кино не работал, но очень хорошо знает колорит региона, быт, язык – латгалец! Это был очень успешный выбор. И директора фильма тоже взял из Резекне, у которого не было никакого опыта в кино. Так что в Резекне у нас была такая свобода! Все свои!
А в начале независимости в Латвии все было по карточкам в магазине, нам даже дали резекненские «визитные карточки», как они назывались тогда. И кормили нас в отличной столовой молочного комбината – местные жители, как могли, заботились о том, чтобы быт нас не тяготил, а мы бы занимались только искусством.
И была незабываемая премьера! Я всегда стараюсь показать премьеру там, где снимался фильм. И она была в Резекне. Роскошные столы нам накрыли, было Рождество. И мне пообещали 20 литров бензина, чтобы актеров довезти до Риги. И я все время об этом думал – что мне нужно эти 20 литров получить.
То, что фильм только выдвинут на приз американской киноакадемии «Оскар», еще ничего не значит. Он же не получен. Но сначала его выдвинул на «Оскар» Союз кинематографистов в Москве. А оттуда ответили, что Латвия – независимая страна, и мы, мол, должны сами выдвинуть.
На российском кинофестивале «Вторая премьера» в 1993-м на приз было выдвинуто 40 фильмов, а приз был один-единственный. И его получил наш фильм. Это была скромная вазочка, но это неважно.
Нонна Мордюкова тогда обнимала меня и чуть не плакала: «Как мне все это близко, я же деревенская!» Тогда на кинопоказе были все ведущие режиссеры постсоветского пространства. Александр Сокуров и Кира Муратова очень впечатлились картиной.
В Сан-Ремо я получил приз за «Дитя человеческое» 2000 долларов, в то время большие деньги, половину мне, половину съемочной команде. В Америке гостили в латышских центрах – тоже что-то мне давали, показывал фильм. Тяжело тогда было, инфляция большая.
Вспоминаю нашу поездку на конкурс во Францию на излете Союза, когда мы на студийном автобусе повезли нашу работу. В конкурсе участвовала картина Гунара Цилинского «Индраны», снятая в 1991 году. Незабываемая была поездка за границу – с огромными очередями, нетрезвыми таможенниками.
У нас на ксероксе был напечатан один листик – аннотация к фильму. А там у других съемочных команд – цветные альбомы. Но фильм имел большой успех во Франции.
Народный режиссер
– Я всегда работал для народа, и для меня это колоссальная поддержка. И для меня в этом смысле образец – Раймонд Паулс. Помню, в нашей молодости он писал музыку к моему фильму «Мой друг – человек несерьезный». Он тогда был очень скромным, еще не поднялся на такую высоту, как сейчас.
Но тогда его все «долбали» – за выпивку, за «потакание низменным вкусам публики». Он сильно за все переживал. И говорил мне: «Ну были бы они на моем месте! Поверь, я выступаю перед зрителями по 150 раз в году, 150 аудиторий, мы ездим в такие места, где они не то что меня, толком и музыкантов не слышали не видели живьем, разве что по телевизору. Но вы бы видели лица тех людей, которые приходят на мои концерты! Деревенские учителя, доярки, санитарки, дедушки-бабушки...»
– До сих ваш фильм «Театр» приводит всех в восхищение...
– Картина держится уже больше 40 лет, с экранов не сходит. В Москве на премьере в 1978 году был такой восторг от фильма! Но вот все разошлись, а я вдруг почувствовал, что дико хочу кушать. А все уже закрыто, время позднее. И тогда администратор моей гостиницы дала мне булочку – так я отпраздновал свой успех. Вспомнились поэтические строчки: «Спутники счастья – сорок сомнений и грусть…»
Знаете, я боялся брать в работу для своих фильмов высокую литературу, очень осторожно подходил к этому вопросу.
Валентин Черных, автор сценария эпохального фильма «Москва слезам не верит», всегда говорил мне, что надо ехать на хороших лошадях, то есть брать достойную литературу.
«Не хотел бы ставить «Анну Каренину»...
– Но я не хотел бы ставить ни «Анну Каренину» – роман, перед которым преклоняюсь всю жизнь, ни «Братьев Карамазовых». Потому что у каждого из зрителей есть свое представление о романе, и ты должен оспаривать его, что ли. Я читал «Анну Каренину» трижды. Роман высочайший. Как это можно сделать в кино? Там же каждая линия – это отдельный роман. Любая экранизация опошляет эту глубину. А я массу экранизаций смотрел.
Чехов написал повесть «Драма на охоте», по которой мой друг Эмиль Лотяну снял картину «Мой ласковый и нежный зверь». Но ее я не понял. А вот его «Табор уходит в небо» могу пересматривать без конца.
Кино беднее, чем литература. Недаром Габриэль Гарсия Маркес ушел из кино и вернулся в литературу. Как можно поставить «Сто лет одиночества?». Хотя бы эпизод, как дама на балконе чистила ковер и потом поднялась в воздух и полетела? Этот прием я использовал в фильме «Жернова судьбы», взял из Маркеса.
А насчет литературной основы «Театра», у меня была куча вопросов. Было известно, что автор романа, Сомерсет Моэм, был выдворен из Советской России в 1918 году как английский шпион. А по другим источникам, сам бежал...
Я всегда боялся приглашать в свои фильмы известных актеров. И только много позже пригласил Вию Артмане. Как она была счастлива!
Чем выше актер, тем он скромнее и порядочнее. Каждая роль у нее – это экзамен, утверждает она. Такое мастерство, как у Вии, редко у кого из актеров встречается. Она все делала просто совершенно. Я рассказывал мизансцену, она тут же делала именно так, как нужно было. Никаких дублей не нужно было! На нее можно было положиться на все 200 процентов. Кадр на кадр с ней накладывался так, что все было синхронно – движение, голос, музыка. Высочайшего мастерства актриса!
«Это другая ментальность»
– Почему вы сейчас отошли съемок кино?
– Не хочу быть никому помехой. Так много и молодых хороших киношников, и просто жадных... Что я буду, старый, мешать молодежи – неприлично. Дать им повод говорить, как Евгений Онегин о своем дяде... Нет, не хочу.
– А молодые режиссеры советуются с вами как с мэтром?
– Есть молодые, которые звонят мне, и мы обсуждаем профессиональные дела. Это и Дзинтарс Дрейберг, создатель «Метели душ», и другие достойные. С близкими мне по духу молодыми режиссерами у нас крепкая связь. Но неофициально, разумеется, и все бескорыстно.
Смотрю на них и с сочувствием, и с радостью. Я ведь не создан для новых условий киноработы. Они и деньги находят на кино, и другие возможности. Это другая ментальность. И технологии иные, и киноязык, и отношение к работе.
В наше время многих в кино привлекала богемная жизнь. Помню, первые дни выезда в киноэкспедицию – это была сплошная пьянка. Вырвались из дому!..
– А как вы переживаете нынешний тяжелый момент?
– Помню, на Украине, в Чернигове в 84-м снимали «Свидание на Млечном пути». А сейчас там бомбят, а у меня много знакомых там осталось... Как они там? Порой не сплю ночами. Я разъезжал тогда по всем тем районам, где сейчас война, и в Донецке был. Полные залы были, море друзей. Встреча была и в городке Васильки под Киевом. Там была военная часть, командир которой служил прежде в Резекне. Пили у него вечером дома горилку...
– Вы сейчас живете в Литве...
– Да, в Литве, у самой польской границы, в 60 км, и от Гродно на таком же расстоянии. Жена у меня литовка. А дочь Эмилия Виктория – актриса и режиссер Каунасского музыкального театра. У нее судьба сложилась очень удачно, она сыграла там все главные роли.
– Можете гордиться продолжателем династии...
– Нет, гордиться не надо. Надо осторожно, чтобы не спугнуть удачу. Я строгий папа, она боится моих оценок. Всегда держал ее в ежовых рукавицах. Я был убежден, что в Литве ей будут все дороги открыты, а в Латвии мое имя закроет ей все двери. В своей стране к детям известных людей относятся очень осторожно. Молодой режиссер Таланкин мне жаловался, что из-за известного папы не может толком работать...
Два внука у меня – один ровесник фильма «Дитя человечское» – графический дизайнер, огромного роста, а внучка – от дочки.
– Какой наказ мэтр может передать начинающим киношникам?
– Вкалывайте, сколько возможно! Впрочем, и не нужны им никакие советы, сегодня они сами все знают.
Справка
Янис Стрейч родился в Прейльской волости, окончил Резекненское педучилище, служил в армии, а после окончил режиссерское отделение Латвийской государственной консерватории. Сыграл 8 ролей в кино, как режиссер и автор сценария снял 23 фильма, в 11 – худрук, ассистент режиссера. В 1991–1995 годах – председатель Союза кинематографистов Латвии, почетный член Академии наук Латвии. Кавалер ордена Трех звезд, заслуженный деятель искусств Латв. ССР.