Диалог культур
Книга вышла в чебоксарском издательстве Free Poetry с прекрасными иллюстрациями художника Игоря Улангина.
Переводчик — давний друг Леона Бриедиса, который знаком с ним уже 40 лет, замечательный поэт Юрий Касянич. Мы знаем его в том числе и по великолепному международному поэтическому ежегоднику "Письмена", который он редактирует уже десять лет.
— Дизайн книги отлично продуман — суперобложка светло–кремовая, а обложка черная, — говорит Юрий о новом сборнике. — Игорь прекрасно оценил контрасты в поэзии Бриедиса. Для Бриедиса вечность и бесконечность, жизнь и смерть всегда шли рядом…
Это не первая наша совместная с Бриедисом книга. После многочисленных публикаций в журналах начиная с последних декад ХХ века мы сделали с Леоном к его 65–летию в 2014–м книжку, где были стихи на двух языках, "Волны пустыни". А "Девять полнолуний" вышло в России, символизируя диалог культур, который должен быть и должен идти, несмотря на все трагические события последнего времени.
Мы пересеклись с художником Игорем Улангиным на фестивале "Балтийское кольцо" в Тарту, и он загорелся идеей издать книгу Леона в России, чтобы подарить ее и российскому читателю. Сегодня это не так просто, но все впереди.
В сборнике пять разделов, каждый из которых назван небольшой цитатой из стихов Леона Биедиса — "Из сполохов былого счастья", "В целую вечность длиной", "Свирель из бузины", "Не помышляя о своем бессмертье", "Шелест богов" — всего 82 стихотворения.
Показали на презентации книги и фильм о поэте "Волны пустыни", который был снят в 2018–м. Он демонстрировался на четырех языках — латышском, русском, английском и румынском.
— Так и должно быть, поскольку поэзия не ведает границ, — заметил Юрий. — Она принадлежит всему миру, и мир, единый и неразделимый, принадлежит поэзии.
Потом пела пленительная Евгения Ошуркова…
Билингвальная встреча
Юрий вспоминает о Лионе в своих эссе:
— Уже после миллениума, 2004 год, очередной апрель, канун сирени. На улице Блауманя, 27, почти на самом спуске к Марияс, в просторном подвале есть клуб–галерея Terra Incognita. И вот именно там Леон придумал устроить презентацию своей новой книги и пригласил меня почитать переводы из "Ангела бездны". Билингвально.
Публика в основном — латышская богема. Я смущался, потому что почти никого не знал. Это была та часть вселенной Леона, в которой я не был своим. Все места были заняты. Мы читали — Леон отобрал из целого вороха уже переведенных мною — примерно с десяток стихотворений. Я жутко волновался, пожалуй, впервые готовясь испытать ощущения травы, колышущейся под ветром. Но ветра не было. Принимали очень тепло.
За этим последовало еще много разного. Лиричные пантомимы, напомнившие пляску ночных бабочек. Потом Леон — всегда негромкий, медитативный — вдруг явился в совершенно внезапной ипостаси: яростно, ритмично, будто камлая, он читал переводы с суахили. Финал же вечера продолжил взятую Леоном страстную африканскую ноту, оказавшись во власти искушенных ладоней удивительного музыканта Нильса Иле, которые извлекали, выбивали, выманивали, выласкивали из разных барабанов потрясающие, какие–то, ей–ей, маковые, каннабические ритмы, уносившие в нездешние пространства…
Когда действо отшумело, музыка и стихи, постепенно затухая в глазах, сердцах и отражениях, рассеялись, когда кафе наполнилось ровным жужжащим рокотом вечерних разговоров, ко мне подошел приятель Леона, с которым я тоже не был знаком, веско сказал: "А по–русски некоторые стихи Леона звучат лучше. Они выиграли от перевода".
Я растерянно ослаб и осыпался, как игрушка–ослик из моего детства — нажмешь на донышко, и ослик забавно складывается, — но быстро сложился вновь и, благодарно улыбнувшись, кивнул. А позднее, когда рассказал Леону, он тоже улыбнулся, как всегда, чуть–чуть вытягивая вперед сложенные губы, словно ловит ими капли дождя, и ответил: "Дорогой мой Юрий, в том, что мы вместе, есть знак судьбы. Мы созвучны".
"Пишу роман"
И еще одно трогательное эссе:
— Автобус мчался сквозь удивленную, стыдливо бесснежную зиму. Вечер художником–шелкографом выписывал черной тушью черные же мимолетные иероглифы прихотливых контуров деревьев, которые немедленно стирала такая же черная губка тьмы. Нечасто монотонность поездки взрывали сполохи заправочных станций, внезапно выныривая из–за плеча стоявшего вдоль дороги леса, похожие на съемочную площадку ночного эпизода криминального триллера. Потом автобус снова нырял в черный январь, а только что увиденное улетало назад, в горизонтальный колодец шоссе.
Безотчетно подумалось — наверное, такой бывает дорога в вечность…
Я возвращался из Санкт–Петербурга, размахивая крыльями воодушевления и размахиванием этим помогая автобусу быстрее добраться до Риги. У окрыленности были вполне серьезные причины — мы договорились с питерским издательством "Алетейя", что они напечатают роман Леона Бриедиса "Волчица и вдовец", который я начал переводить. Разумеется, я уже предвкушал, как обрадую Леона открывшейся перспективой.
Пару лет назад он ошарашил меня новостью: "Я пишу роман. Не удивляйся, для меня это такая же неожиданность, как и для тебя. Пишу запоем". В голосе звучало волнение вдохновения.
Когда на склоне лета 2018 года Раффи Хараджанян пригласил нас выступить в зале АНКОЛ, мы сделали совместную программу. Леон прислал мне первую версию романа в декабре 2018–го. Так я стал одним из первых его читателей. Роман потряс меня, пронзил. Это был роман о любви, яркой, высокой, глубокой, земной и неземной. Читая, в строках и за строками текста я слышал голоса Леона и его жены Марии, которая ушла в Вечность, и время катилось вспять, и казалось — что мы еще молоды и вечны. Я осторожно предложил изменить финал, Леон согласился и вскоре прислал новый вариант.
Из электронного письма 6 февраля 2019 года: "Мне еще нужно порядком посидеть над романом, как матери у колыбели неродившегося ребенка…"
Автобус компании "Эколайн" мчал меня в Ригу. Был вечер 31 января 2020 года.
"Завтра позвоню Леону. Начнем затевать проект", — мне было тревожно, поскольку примерно пару месяцев назад в одной из реплик Леона, как стадионный колокол, возвещающий бегунам о последнем круге дистанции, уже прозвучало острое, как палаш, слово "паллиативный".
А на следующий день оглушительной взрывной волной меня — многих! — накрыла трагическая весть.
Второй сборник стихов Леона Бриедиса "Время отбрасывать тень" попал ко мне в руки случайно в год московской Олимпиады и смерти Высоцкого — подарила коллега по работе в Институте электроники Академии наук. Сборник приоткрыл мне поэтику латышского языка, в который (язык) и в которую (поэтику) я врастал постепенно, с интересом и восхищением осваивая новые смысловые и семантические пространства. И становился поклонником, фанатом, фолловером, как сейчас говорят, Леона Бриедиса.
Для Леона латышский язык всегда был и воздухом, и твердью его поэтического бытия, холстом, на котором он создавал свои стихи.
Уже не припомню, как мне удалось, — кажется, помог Леонид Черевичник, редактор отдела поэзии журнала "Даугава", – но вскоре я узнал номер телефона Леона. Мы созвонились, и — о чудо! — Леон заинтересовался и пригласил меня к себе на улицу Дзирциема. Мы впервые встретились летом 1981 года. Мы встретились, чтобы остаться в жизнях друг друга навсегда.