Счастливый конец
Давно известно: когда российский литератор говорит о загранице, думает он, как правило, о России. Ни Лермонтов, писавший «Жалобы турка», ни его читатели никаких турок в виду не имели. Иосиф Бродский, автор «Путешествия в Стамбул», хоть и действительно приехал в Стамбул, рассуждал про Константинополь, а подразумевал СССР. Не менее стара традиция использовать в качестве «аватара» другую средиземноморскую страну — Испанию. Стишку «Порядком изучив испанцев,/ Я к заключению прихожу, / Что кроме свежих померанцев/ Все то же дома нахожу» в обед двести лет.
Исторические параллели многократно перечислены: многовековое мусульманское иго в Средние века, огромная колониальная империя, вечная экономическая отсталость, в XX веке — кровопролитная гражданская война с последующей диктатурой. Когда политологи разглядели в «путинской стабильности» то, что роднит ее с режимом Франсиско Франко (персоналистская автократия, международная полуизоляция, традиционные ценности и т. п.), испанский пример вновь обрел острую актуальность. И уж конечно, книга об Испании 1970-х под названием «Конец режима», написанная экс-главредом закрытого за неблагонадежность сайта Carnegie.ru и выходящая в 2023-м, не может быть воспринята иначе, чем актуальная публицистика.
Это добросовестная, подробная, местами наукообразная, со сносками, историко-политическая аналитика. Книжка Баунова ни в коем случае не про Россию — она действительно про Испанию. Вернее, сразу про три страны Южной Европы: Испанию, Португалию и Грецию, где примерно в одни и те же годы пали три авторитарных режима: Франко, Салазара и «черных полковников».
Во всех трех случаях правые диктатуры сравнительно легко и бескровно сменились демократиями, причем устойчивыми, приведшими все три страны в ЕС и благополучно существующими по сей день. Правда, португальский и греческий примеры играют у Баунова роль вспомогательную. В центре внимания — история о том, как страна, ностальгирующая по великому, но утраченному имперскому прошлому, сорок лет жила под властью поклонника консервативных ценностей, истребляла инакомыслие, прозябала на задворках истории — а после смерти национального лидера всего лет за пять без кровавых потрясений превратилась в нормальную европейскую демократию.