«За что нас так не любят?» Латгальский богослов заступился за неграждан

Случайностей в Божьем мире не бывает

— Родился я, — рассказывает Дмитрий, — в семействе потомственных военных и первые пару годков своей жизни в конце 70–х провел в далеком Кургане. Потом мы перебрались в Даугавпилс. Нормальное советское детство, постсоветская юность. Школа, затем местный педагогический университет… Должен сказать, мне всегда нравилось расширять рамки реальности, приобщаясь к сокровищнице мировой культуры. Так, я с юношества сохранил в душе поклонение двум главным своим героям: великому русскому философу–богослову Владимиру Соловьеву и прожившему трагически короткую жизнь поэту–барду Александру Башлачеву.

По словам Дмитрия Юрьевича, на последний год учебы в "универе" пришелся главный мировоззренческий перелом в его жизни. Уже довольно давно к тому времени его преследовала серьезная неудовлетворенность собой, окружающим миром, развеселая студенческая жизнь перестала радовать сердце. Душе хотелось чего–то более высокого, но в чем именно заключается это "что–то", он тогда еще не знал…

— В один из декабрьских дней 2001 года, — вспоминает Кузьмич, — несколько университетских преподавателей организовали желающим поездку в Карсаву, для знакомства с тамошней православной общиной, возглавлявшейся отцом Виктором (Мамонтовым). Отец Виктор — личность уникальнейшая! Он уже четыре года как оставил земной мир, но не проходит и дня, чтобы я не вспомнил о нем с самой горячей благодарностью. Меня в нем тогда удивило все: внешность, манера говорить, необыкновенная чуткость и доброта. Позже я узнал, что до прихода в церковь отец Виктор был доктором филологии, преподавал в московском пединституте… Отец Виктор был лично связан со многими удивительными людьми. Назову лишь некоторые имена: Анастасия Цветаева, Анна Герман, митрополит Антоний Сурожский, отец Иоанн Крестьянкин. Для многих эта встреча стала знаковой, как оказалась она судьбоносной и для меня.

Путь веры и сомнений

В Карсаве с Коробкиным случились две воистину знаменательные вещи. Во–первых, под влиянием отца Виктора Дмитрий окончательно осознал то, к чему и так подсознательно шел предыдущие годы: желание посвятить жизнь чему–то настоящему — через обретение веры. Во–вторых, встреча с такой же, как и он на тот момент "паломницей" по имени Жанна, которая в будущем стала его супругой. То была простая любовь с первого взгляда.

Обратно домой Коробкин приехал уже другим человеком. Ну а дальнейшие регулярные встречи с отцом Виктором и его прихожанами, вступление в общину, сложившуюся вокруг карсавского наставника, окончательно закрепили это перерождение.

— По совету и благословению отца Виктора, — вспоминает Кузьмич, — в 2004–м я отправился в Москву поступать в Свято–Филаретовский институт. Это учебное заведение принимает у себя тех, кто хочет расширить рамки своих знаний в области богословия и прочих наук, связанных с православием.

Вернувшись в Латвию, Коробкин активно участвовал и в добровольной работе, проводившейся питомцами отца Виктора — когда они проводили регулярные встречи с духовно ищущими людьми, рассказывая им о сути христианского учения.

— Человек не терпит пустоты, — рассуждает богослов. — Она пугает. Пугает больше смерти самой по себе, которая, разрушая жизнь, таинственным образом придает ей смысл, избавляя от дурной бесконечности. Пустота же оказывается хуже дантовского ада. Бесконечное гробовое молчание и одиночество… Вечная тюрьма в самом себе, без возможности от себя избавиться, внушающее что–то наподобие ледяного холода. Вся жизнь человеческая должна быть направлена на преодоление этого через поворот к общению, к открытости и любви…

Лицом к миру

А вот о политике Дмитрий Юрьевич говорить не любит, считая ее театром абсурда. Об этом рассуждает так:

— Как много у нас мутных персонажей, которые кричат: "Я один знаю, как изменить мир, страну, город к лучшему! Хватит пустых умствований, пора браться за дело!" Но все, кто говорит о том, что вместо нагоняющей смертную тоску философии давно пора делом заняться, не вполне понимают, в чем состоит это дело. Они просто выказывают свое безумие, особенно если с умным видом, прикрываясь примитивным прагматизмом, занимаются переустройством старых "неправильных" порядков на новые и "правильные". В итоге мы видим лишь смену декораций в ветхом театре человеческой жизни, но не видим смены ее глубинной сути. Хочешь настоящих перемен к лучшему — начни с себя с самого, а не с окружающего тебя мира!

Однако от участия в политической жизни страны он не уклонился — в 2013 году стал членом временного правления Конгресса неграждан Латвии. Кузьмич — сам негражданин и счел долгом выразить свою позицию относительно сложившегося в нашем обществе неравноправия. Коробкин с горечью вспоминает, каким шоком для его родни стало в 91–м зачисление в "негры".

— Люди, привыкшие к дружному соседству с представителями всех народностей, много потрудившиеся здесь, вдруг услышали в свой адрес очень обидное: "оккупанты", "понаехали тут", "как без вас было бы хорошо" и т. п. Злой тролль разбил зеркало… Осколки злобы и нетерпимости глубоко въелись в сердца в тот момент, когда громко зазвучали эти слова. К тому же слова подкреплялись жесткой дискриминационной политикой. Но все же, как мне кажется, особенно ранили не сами эти решения и постановления "вчерашних братьев по сложной советской судьбе", а именно нескрываемый подтекст: "Лучше бы вас здесь не было". Не помню кто, кажется моя младшая сестра, в недоумении спрашивала тогда: "А за что нас так не любят?" Ощущение беспомощности, униженности, неполноценности и, как следствие, полной апатии стало симптомом сознания новоявленного "лишнего сословия" на многие годы.

Как отмечает Кузьмич, национализм бывает разный. Националисты XIX века были мистиками и романтиками, они верили в "Народный Дух", который был для них сверхценностью. А в XX веке появляются современные националисты уже со своей собственной сверхценностью в лице государства и чувством "исключительности".

— Национализм современный, как ни странно, представляется гораздо более примитивным. Это родоплеменной, этнокультурный национализм. Когда мой хороший приятель–латыш говорит, что его мечтой является то, чтобы в Даугавпилсе не звучала русская речь, мне становится тошно. А ведь создается впечатление, что такого рода мечты и есть то, чему готовы беззаветно служить многие латвийские политики. Но ростки настоящей культуры произрастают из других ценностей. Открытость, интерес к другому, общение — вот залог любого творчества и развития, в том числе и политического.

А еще, по мнению Кузьмича, человеку необходимо хоть изредка, но переживать периоды сомнений — в себе, в мире, в правильности избранного пути.

— В такие моменты, — подчеркивает Коробкин, — когда человек остро чувствует зыбкость и хрупкость своей укорененности в окружающем его мире, у него могут возникать ощущения своей покинутости и безысходного одиночества. И в ответ на них он порою инстинктивно начинает вести особый диалог с Богом и своими сомнениями. Самое главное — не испугаться этого общения.

Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ.