Почему латвийские власти так упорно игнорируют требования международных организаций? Можно ли найти управу на латвийских политиков? И что будет дальше с местными русскими? Об этом «Открытый город» расспросил юриста Европарламента, много лет занимающегося вопросами национальных меньшинств, Алексея Димитрова.
Искусство самоубеждения
Если б я была премьер-министром Латвии, почему мне стоило бы прислушаться к рекомендациям Комитета министров Совета Европы, ведь формально они не являются юридически обязательными?
Причины две. Первая — международная репутация: чем лучше страна выполняет международные рекомендации, тем выше у нее рейтинг в области прав человека и тем меньше у нее шансов попасть под критику других государств. Вторая — сама по себе конвенция является юридически обязывающей.
Что это означает?
Если эксперты Совета Европы написали про действия правительства Латвии что-нибудь критическое, то теоретически любой гражданин Латвии может при случае обратиться в латвийский суд и суд должен будет учесть, что по этому поводу сказал Консультативный комитет. То же самое касается международных судов — например, Европейского суда по правам человека.
В истории Латвии были случаи, когда к рекомендациям консультативного комитета Совета Европы все-таки прислушивались?
Тут сложно ответить однозначно. Например, не так давно Сейм упростил регистрацию детей неграждан. На необходимость такой меры указывали многие экспертные организации, в том числе Консультативный комитет. Здесь трудно оценить роль одного экспертного органа, но, несомненно, важно, что накапливается какая-то критическая масса международных рекомендаций, которая в совокупности с изменениями во внутренней политике и приводит к принятию конкретных решений.
И все-таки чем можно объяснить нежелание латвийского МИДа и премьера признать наличие критики в рекомендациях Комитета министров Совета Европы. Может, им просто стыдно?
При нынешней конфигурации латвийскому правительству, действительно, искренне наплевать, что Комитет министров Совета Европы указывает им на проблемы с соблюдением прав национальных меньшинств. Это совершенно искренняя реакция, связанная с рядом обстоятельств.
С какими обстоятельствами?
Во-первых, нежелание расшатывать правительство. В коалиции есть националисты, и понятно, что никакие изменения в регулировании прав нацменьшинств они не поддержат.
Во-вторых, у латвийских политиков есть уверенность, что никакие другие влиятельные международные организации, такие, например, как Европейский союз, не будут использовать эти рекомендации против Латвии. Если бы подобная резолюция появилась бы до вступления Латвии в ЕС, то Еврокомиссия обратила бы на нее внимание, но сейчас — уже нет.
В-третьих, нынешнее правительство, даже если сравнивать его с правительством пятнадцатилетней давности, абсолютно уверено, что нынешняя политика в отношении нацменьшинств полностью легитимна. Они так долго уверяли всех окружающих в этом, что сами начали в это верить. Поэтому я вполне допускаю, что Кариньш искренне не видит никаких проблем. Во Франции же никто не возмущается, что нет школ на бретонском языке. Почему в Латвии должно быть иначе?
Совет Европы не поможет?
Как вы думаете, какие рекомендации Совета Европы больше всего не понравились латвийским властям?
Эксперты Совета Европы указали на необходимость изменений, которые касаются общения с властями и топографических указателей. Но это именно тот вопрос, по которому Латвия изначально сделала оговорку, когда только присоединялась к Рамочной конвенции. Сейчас же получается, что Комитет министров Совета Европы открыто говорит: «Мы не принимаем вашу оговорку. Мы хотим, чтобы вы это выполняли». И это, безусловно, дипломатический проигрыш Латвии.
Другая неприятная тема — школьная реформа. Тут болезненность ситуации для Латвии заключается в том, что латвийский Конституционный суд уже сказал, что ему все равно, что написали эксперты Совета Европы — мол, у них не было достаточной информации. Но Комитет министров Совета Европы даже после этого потребовал от Латвии эти рекомендации выполнять.
Вряд ли правительству понравился и комплекс рекомендаций, который касается полноценного участия меньшинств в политической и экономической жизни: речь идет о языковых требованиях на рынке труда и при организации выборов. И в этом плане инициативы правящей коалиции ограничить использование языков нацменьшинств в предвыборной агитации явно не стыкуются с рекомендациями экспертов.
Может ли Совет Европы наказать Латвию за то, что та в очередной раз проигнорирует рекомендации в отношении нацменьшинств?
В уставе Совета Европы заложена возможность в качестве наказания исключить страну из Совета Европы, но если даже Россия и Турция по-прежнему в ней находятся, несмотря на неисполнение ряда решений Европейского суда по правам человека, то понятно, что никто не станет исключать Латвию. Тем не менее есть другие органы Совета Европы, например, Парламентская ассамблея, которые периодически пытаются суммировать практики применения или неприменения Рамочной конвенции в разных государствах, поэтому, может, какое-то дополнительное политическое давление все-таки будет оказываться.
Между протестом, ассимиляцией и эмиграцией
Какие факторы будут в дальнейшем влиять на формировании политики в отношении нацменьшинств?
Начну с того, что русскому нацменьшинству в Латвии, можно сказать, повезло оказаться в той ситуации, в какой оно было в 1990-е годы: в наследство от советской эпохи русскоязычным досталась солидная инфраструктура — русскоязычные школы, детсады, библиотеки, СМИ, театры и т.д. Эта инфраструктура, конечно, не была заточена на защиту прав нацменьшинств — она была связана с общесоюзной языковой политикой, так что остальные нацменьшинства находились в гораздо менее выгодном положении.
Все последующие годы, по сути, происходило уничтожение этого наследия. Сначала оно сталкивалось с сопротивлением со стороны ЕС и внутри страны, например, те же митинги против школьной реформы. Но сейчас уже нет ни того, ни другого. Когда-нибудь, возможно, Евросоюз задействует какие-нибудь механизмы наказания за несоблюдение прав нацменьшинств, но в ближайшие годы никакой заморозки фондов ЕС или других санкций со стороны Брюсселя не будет — механизмы реакции на нарушения прав человека внутри ЕС только создаются.
Репутация России или Беларуси в ЕС сейчас не такая, чтобы эффективно защищать интересы нацменьшинств в Латвии, поэтому ждать помощи с восточного направления нет смысла — в этом смысле другие нацменьшинства, например, поляки, находятся в лучшей ситуации. Есть и обратные примеры — цыганам хуже в связи с недостаточной защитой экономических и социальных прав, тут недостаточно формального равенства.
А политические силы? «Согласие», Русский союз Латвии?
Местные партии, представляющие русскоязычный электорат, находятся далеко за красными линиями: на уровне власти никто даже не пытается имитировать сотрудничество с оппозицией. А в мейнстримных партиях представители нацменьшинств либо не представлены, либо представлены, но такими людьми, для которых вопросы прав нацменьшинств не являются личным приоритетом.
И к чему все это приведет?
Если рассматривать пессимистический сценарий, ничто не препятствует сворачиванию всего комплекса прав нацменьшинств по примеру Франции: там есть один официальный язык, одна официальная культура, одна принятая модель образования. Скорее всего, вас не будут штрафовать за то, что вы дома разговариваете на русском, но никакого публичного признания прав нацменьшинств не будет. Если ничего не изменится, то мы придем к французской ситуации и формированию образа идеального латвийского гражданина, который о своем происхождении будет вспоминать только на кухне. Чтобы этого не произошло, нужны изменения и внутри страны, и на международном уровне.
Когда вы говорите о французском сценарии, означает ли это, что у нас тоже будет сильная маргинализация меньшинств, погромы и регулярные сожжения машин?
Это только время покажет. Если отказ от своих культурных отличий не будет компенсирован реальным равенством (например, отсутствием дискриминации из-за имени или акцента), то такой сценарий вполне реален — людям свойственно протестовать, если они отказываются от чего-то существенного, ничего не получая взамен. Кто-то выберет для себя путь ассимиляции, переходя на латышский язык даже в семье, но вряд ли это станет массовым явлением — соотношение большинства и меньшинств у нас очень отличается от Франции.
Наконец, многие будут выбирать эмиграцию, причем не только на этническую родину. Если все равно родным языком можно пользоваться только в частном пространстве, то это можно делать и в более богатой стране.