Несколько месяцев спустя ее не стало — ей оставалось три года до своего 100–летия… При жизни она поделилась воспоминаниями о военной поре.
Из педагогов в медсёстры
Бойцы шли в бой, а после ранений их выхаживали военные медики, такие, как совсем юная в ту пору Надежда Ивановна. Уроженка подмосковного городка Покров, перед войной она училась в местном педучилище.
— Как только начался набор на курсы медсестер, я сразу туда записалась. Днем доучивалась в педучилище, вечером осваивала премудрости медицины, а ночью мы с другими девочками помогали в госпитале. Раненых к нам начали привозить через два месяца после начала войны. Патриотизм у нас был невероятный! Когда мама собиралась провожать меня на фронт, говорила, что в свои 17 лет я могу остаться дома, я отвечала: "Если я не пойду, другой не пойдет, кто же будет Родину защищать?" Только было немного жаль моих длинных русых кос, которые пришлось отрезать…
Наш полевой передвижной госпиталь, сформированный в Москве, отправили под Старую Руссу, где я получила боевое крещение. Когда началась первая в моей жизни фронтовая бомбежка, мы с девочками спрятались за печкой — так сильно испугались. Но сильнее чувства страха одолевала усталость. Ведь война — это бесконечный труд.
"Спать валились на носилки…"
— После каждого боя — новые раненые, которым первым делом нужно было сделать укол от столбняка. И потом все остальное — ко всему привыкла, хотя на курсах падала в обморок от вида больших ран.
Только всем окажешь медпомощь, как снова нужно сниматься с места, грузиться на машины и подводы, перебираться дальше. Медсестер не хватало, а каждую свободную минутку мы сматывали в рулоны выстиранные бинты, которых тоже не хватало. Иногда по двое–трое суток не удавалось поспать, а как только появлялась возможность, валились прямо на носилки, зачастую окровавленные…
Что удивительно, "мирных" болезней на войне совершенно не встречалось.
Однажды зимой меня послали за несколько километров за кровью для переливания. Когда возвращалась с драгоценным ящиком и переходила речку по хлипкому мостику, провалилась в ледяную воду, но свою ношу сохранила в целости. Когда добралась до госпиталя, шинель так замерзла, что полы стучали друг о друга. Сходила в санпропускник, погрелась в горячей воде — и обошлось даже без насморка! Волосы летом часто мыли под водосточной трубой — и тоже не простужались.
Точно не помню, как мы, девушки, ухаживали на войне за собой, но грязными точно не ходили. Из обмоток ухитрялись делать чулки, пришивали на гимнастерки свежие белые подворотнички.
Запомнилось постоянное чувство голода. Еще бы — молодой организм требовал свое. Хоть нас и кормили трижды в день, даже хлеба никогда не было вдоволь. Поэтому посылочка с испеченным мамой печеньем была для меня настоящим счастьем. Но общались с мамой и папой все три с половиной года только письмами — у меня сохранилось несколько таких треугольничков.
Когда начиналась бомбежка, а у нас на столе был раненый, хирург продолжал оперировать и мы оставались рядом с ним. Что суждено, то и будет…
Как всё закончилось
— Меня иной раз спрашивают о военно–полевых романах — скажу, что ничего такого на моих глазах не происходило. Мужчины относились к женщинам очень уважительно. Конечно, какие–то знаки внимания оказывали, но нахальства не помню. Да и на романы и какие–то отношения у нас не оставалось ни сил, ни времени. Из всех развлечений — несколько раз легкораненые устраивали танцы, да один раз прошел смотр художественной самодеятельности. Там я и познакомилась со своим будущим мужем Иваном Рассказовым.
Иван иногда приезжал ко мне поболтать, но в меня был влюблен замполит, который стал ревновать. Поэтому он и попросил, чтобы либо Ивана перевели в другое место, либо меня. Так я оказалась в другом госпитале, где мне было очень неуютно. На прежнем месте у нас были мои землячки из Покрова, Коломны, а теперь мне стало даже не с кем поговорить — я так и осталась здесь "сама по себе". Поэтому вдвойне радовалась редким приездам Ивана, который меня поддерживал.
Война для меня закончилась раньше, чем для других — мне сообщили девочки–связистки, как только узнали об этом. Даже командир полка еще не знал! Я побежала с радостной вестью к нему, а он не поверил. Но уже днем всех наполнила всеобщая радость и ликование — все обнимались, поздравляли друг друга.
Демобилизовали нас только в сентябре — я собрала в рюкзак свои небогатые вещички, награды, взяла шинель и вернулась в Покров. Никаких трофеев у меня не было, даже всю свою зарплату мы отдавали в Фонд обороны.
Как–то за мной прибежали подружки, зовут на танцы, а я отвечаю: "Какие танцы? Я же старая…" Представляете, чувствовала себя "пожившей" в 21 год — слишком много видела со своих 17 лет, слишком тяжело работала…
А потом за мной приехал Иван, сделал предложение, мы поженились, у нас родились две дочери. В 1953–м мужа перевели служить в Ригу, где мы с тех пор и жили. Я до своих 70 лет преподавала в школе домоводство, учила девочек шить, вязать, вышивать, готовить. Многие из них до сих пор при встречах говорят за это спасибо. У некоторых уже внуки…
Мои дочери выросли, у меня трое внуков и трое правнуков. А Ивана давно нет на свете. Светлая ему память!