Известно как — обзавестись подводными лодками. К такому выводу пришло сто лет назад руководство молодой Латвийской Республики, дав отмашку на приобретение субмарин.
Оружие бедных
Датой основания военно–морского флота Латвии принято считать 10 августа 1919 года, когда при Штабе главнокомандующего вооруженными силами новорожденной республики генерала Давида Симансонса была создана отдельная Морская дивизия.
В 1924 году морские силы Латвии были переименованы в Эскадру морской береговой обороны. Но еще до этого, 14 июля 1923 года, на утверждение правительству был представлен проект программы строительства военно–морского флота.
Судя по всему, авторы этого документа были прекрасно знакомы с поговоркой "Хочешь разорить маленькую страну — подари ей крейсер". Они весьма разумно полагали, что маленькое прибрежное государство должно обладать небольшим, но сбалансированным флотом. Линкоры, авианосцы, крейсера и даже эсминцы в программе не значились. Зато там были прописаны небольшие сторожевики, тральщики и… подводные лодки.
На самом деле этот выбор был весьма логичен. Еще свежа в памяти была Первая мировая война, закрепившая за подлодками славу грозного оружия. Насмешки над "неуклюжими жестянками" стихли уже 22 сентября 1914 года, когда маленькая немецкая субмарина U–9 с экипажем из 25 моряков за несколько часов пустила ко дну три громадных британских крейсера "Кресси", "Хог" и "Абукир", уничтожив 1459 человек.
В какой–то момент германский флот, объявивший союзникам неограниченную подводную войну, поставил Великобританию на грань гибели, взяв островное государство в блокаду и почти отрезав от внешних поставок.
Что важно — подводные лодки считались "оружием бедных". Но при том, что субмарины стоили в несколько раз дешевле, чем линкоры и крейсера, они могли с легкостью отправить их на дно.
Понимание того, что Латвии нужны именно подлодки, возникло благодаря тому, что первым командующим ее ВМС стал именно подводник. Уроженец Курляндии Архибальд фон Кейзерлинг начинал свою карьеру в 1898 году в российском императорском флоте, где прослойка остзейских немцев была представлена очень широко. Приняв участие в обороне Порт–Артура, сражении в Желтом море и в битве при Цусиме, он после окончания неудачной для империи Русско–японской войны добровольно попросился на курсы подводников, проводившиеся в Либаве (Лиепая).
Окончившего их Кейзерлинга в 1908–м вновь перевели на Дальний Восток и назначили командиром подлодки "Фельдмаршал граф Шереметев". В этой должности он пробыл четыре года, усердно оттачивая мастерство подводника.
Когда спустя годы Кейзерлинг волею судеб оказался во главе латвийского военно–морского флота, он, естественно, активно лоббировал строительство субмарин. Но поскольку сама Латвия промышленными мощностями и рабочими кадрами для столь сложного технологического процесса не располагала, решено было купить подлодки у какой–либо из передовых военно–морских держав.
Сначала замахнулись на четыре субмарины, но потом выяснилось, что найти столько денег никак не удастся, и пришлось "урезать осетра" вдвое. Соответствующий контракт решили заключить с французами. Это, кстати, изначально было не самое очевидное решение — самыми передовыми подводниками того времени считались немцы и британцы.
Однако в ходе устроенного конкурса именно французы предложили наилучший вариант по критерию цена — качество. Всего Латвия за две субмарины отдала 6 433 800 латов.
Французский проект
Приступив к выполнению латвийского заказа, кораблестроитель Жан Симоне, возглавлявший конструкторский комитет компании Ateliers et Chantiers de la Loire в Нанте, разработал оригинальный проект. Но у него был свой исходник — небольшие французские субмарины типа Sirene. На тот момент они являлись у французов новейшими — вошли в строй в 1923 году.
Доработав их проект в соответствии с пожеланиями латвийских заказчиков, французы получили корабль длиной 55 метров, надводное водоизмещение которого составляло 390 тонн — а подводное 540 тонн. Как и полагается субмарине, силовая установка была двойная: два дизеля мощностью по 650 лошадиных сил, работавшие соответственно на два гребных винта, предназначались для надводного хода, а два электродвигателя по 350 сил — для подводного.
В ходе устроенного конкурса именно французы предложили наилучший вариант по критерию цена — качество. Всего Латвия за две субмарины отдала 6 433 800 латов.
Максимальная скорость: 14 узлов (26 км/ч) — подводная, 9 узлов (17 км/ч) — подводная. Вооружение состояло из шести торпедных аппаратов калибром 457–мм и 76–мм орудия. Экипаж — 28 человек. Каждой лодке полагалось по штату четыре офицера (командир, штурман, минный офицер и инженер–механик), 22 старшины–сверхсрочнослужащих, составлявших основу экипажа, и один рядовой матрос–вестовой.
Корпус субмарины разделялся переборками на пять отсеков. Управление кингстонами и клапанами вентиляции цистерн главного балласта — ручное. Особенностью лодок этого типа было расположение большей части торпедного оружия вне корпуса — поворотные двухтрубные торпедные аппараты находились в надстройке, расположенной на корпусе.
Главными двигателями латвийских субмарин были дизели марки 6–Q–23 — шестицилиндровые, двухтактные, реверсивные, компрессорные. В приводах надстроечных торпедных аппаратов, горизонтальных и вертикальных рулей, вспомогaтельных механизмов, перископов использовались электромоторы. Орудие системы "Шкода" находилось в кормовой части палубы за рубкой.
Одна из двух подлодок получила название "Ронис", вторая — "Спидола". Различали их по большим буквам R и S, выведенных на рубках. "Ронис" строила в Нанте верфь Ateliers et Chantiers de la Loire, а "Спидолу" создавали в Гавре на верфи Ateliers et Chantiers Augustin Normand.
Спуск на воду
"Ронис" в торжественной обстановке спустили на воду 1 июля 1926 года — на церемонии присутствовали прибывшие специально ради такого случая командующий армией Латвии генерал Петерис Радзиньш и комфлота Кейзерлинг. Спустя три месяца на воду была спущена и "Спидола". К концу года обе субмарины в сопровождении флагмана латвийского флота сторожевого корабля "Вирсайтис" отправились в Ригу, куда и прибыли в 1927 году. В качестве их постоянного порта приписки была определена Лиепая.
Для 20–х гг. это были вполне современные, а главное, своевременные для Латвии корабли, гармонично дополнившие систему ее морской обороны. Обе подлодки активно использовались в представительских целях — "показывали флаг" в ходе официальных визитов в Финляндию, Литву, Польшу, Германию, Швецию, Данию и Норвегию. Не всегда, кстати, эти визиты проходили гладко. Так, когда латвийская эскадра в полном составе с 12 по 23 августа 1930 года находилась в Копенгагене, произошел инцидент, надолго омрачивший отношения моряков двух государств. Когда латвийские корабли входили на копенгагенский рейд, датский военный флот, напротив, его покидал, отправляясь на учения.
Они прошли мимо изумленных гостей, не ответив на приветственный салют — а спустя несколько дней, когда латвийцы покидали Копенгаген, датский флот туда вернулся. Этот случай сочли нарушением межгосударственного этикета, и потом датчан долго не приглашали совершить ответный визит в один из латвийских портов.
Если завтра война…
Значительную часть своего времени маленькая латвийская эскадра, в том числе "Ронис" и "Спидола", проводила в учениях. Учения устраивались совместно с эстонцами, обладавшими куда более сильными ВМС, чем Латвия.
В частности, у Эстонии были крупные боевые корабли, о которых латыши не могли и мечтать — эсминцы "Леннук" и "Вамбола" (бывшие советские "Спартак" и "Автроил", захваченные в 1918 году британским флотом и переданные эстонцам).
В качестве основного потенциального противника и в Риге, и в Таллине рассматривался СССР — соответственно латвийские и эстонские боевые корабли отрабатывали меры по недопущению прорыва советского Балтийского флота в Рижский залив. При этом эстонские эсминцы буксировали плавучие мишени, а "Ронис" и "Спидола" практиковались в торпедных стрельбах по ним.
Подводникам была поставлена задача — в случае войны советские корабли ни в коем случае не должны пройти через Ирбенский пролив и высадить десант в Риге. Иногда в ходе учений сторожевик "Вирсайтис" изображал вражеское судно. Экипажи "Вирсайтиса" и подлодок вступали в состязание — флагман должен был скрытно подойти к Риге, а "Ронису" и "Спидоле" нужно было его обнаружить и выйти на дистанцию торпедного залпа.
Как набирали команду
Служить на подлодках отбирали самых сообразительных, хладнокровных и физически выносливых. Так, последним командиром "Рониса" при Латвийской Республике стал 36–летний Хуго Легздиньш, человек в высшей степени незаурядный.
Выпускник морского училище имени Кришьяниса Валдемара, лейтенант Легздиньш потом повышал свою квалификацию в школе торпедных офицеров во Франции и во французской военно–морской академии. Вернувшись на родину, использовал полученный опыт в неустанной работе на благо латвийского военного флота. Удостоен орденов Трех звезд и Почетного легиона.
В 1941–м советская власть лишила Легздиньша командования "Ронисом" и воинского звания. В течение нескольких последующих лет ему пришлось забыть о море — работал и техником на заводе, и дежурным на вокзале, и бухгалтером в больнице Страдыня. Потом, впрочем, удалось устроиться преподавателем в латвийскую морскую академию, где он и трудился до 1975 года.
Выйдя на пенсию, Легздиньш посвятил себя работе над книгой мемуаров "Ронис" — моя хижина и замок", изданной в 2002 году. Умер старый моряк 20 июля 2004 года, дотянув до столетнего возраста.
19 августа 1940 году "Ронис" и "Спидолу" и все прочие суда латвийского ВМФ официально включили в состав советского Балтийского флота.
"Состояние полученных в 1940 году лодок было далеко от идеального. Все механизмы оказались крайне запущены и грязны, ресурс главных двигателей и аккумуляторной батареи выработан в значительной степени. Срок капитального ремонта, установленный в латвийском флоте, был назначен на 1941 год.
С точки зрения военных специалистов, никакого интереса, кроме поворотных торпедных аппаратов, эти подлодки для ВМФ СССР не имели", — утверждает историк Мирослав Морозов. "Рониса" и "Спидолу" зачислили в состав 1–й бригады подводных лодок Балтфлота. Субмаринам сохранили их прежние имена, а вот старые экипажи постепенно заменили, считая их не вполне благонадежными.
Гибель у причальной стенки
В конечном итоге из прежних команд, сформированных при Латвийской Республике, на "Ронисе" остался только старшина группы торпедистов Фриц Шалка (числившийся на подлодке еще с 1933–го), а на "Спидоле" — старшина моторной группы Станислав Кучинский. Подлодки поставили в ремонт — в связи с длительным сроком эксплуатации и необходимостью замены французских 457–мм торпедных аппаратов на 533–мм советские.
В конце концов советский флот отказался от использования "Рониса" и "Спидолы" в боевой линии. Осмотревшая подлодки комиссия рекомендовала переоборудовать оба корабля в плавучие зарядные станции, предназначенные для обслуживания других подлодок.
На момент 22 июня 1941 года обе субмарины находились в Лиепае на территории судоремонтного завода "Тосмаре". На кораблях отсутствовало топливо, торпеды были сданы на склад. Там корабли и пребывали, когда к Лиепае подступили немецкие войска. По некоторым сведениям, 22–го орудия "Рониса" и "Спидолы" вели огонь по атакующим немецким самолетам — но недолго, поскольку снаряды польского производства, только и подходящие к их пушкам, быстро закончились. Так или иначе, это оказался единственный боевой эпизод в истории обоих кораблей.
Поскольку при эвакуации гарнизона вывести ремонтируемые подлодки из Лиепаи не представлялось возможным, 23 июня они по устному распоряжению командира местной военно–морской базы Михаила Клевенского были подорваны.
Что касается экипажей "Рониса" и "Спидолы", то их привлекли к обороне города — частично моряки погибли, частично оказались в плену. Кстати, последнего командира "Рониса" — уроженца Тверской области Александра Мадиссона, освободили от этой должности незадолго до начала войны и направили командовать подлодкой С–15.
Мадиссон застрелился в 1944 году. Это случилось после того, как его субмарина вернулась из третьего подряд безуспешного боевого похода и начальство обвинило Мадиссона в трусости.
В 1942 году оба разрушенных взрывами корабля распоряжением немецкого командования разделали на металл.
После окончания войны в СССР вернулись из немецкого плена семеро членов последнего команды "Рониса" и четверо человек со "Спидолы". Одним из выживших, кстати, оказался тот самый старшина Станислав Донатович Кучинский — последний из экипажа "Спидолы" независимой Латвии. Он был жив как минимум еще в течение двадцати лет после окончания войны.
Его краткий устный рассказ был записан и включен в 1–й том сборника воспоминаний "Героическая оборона города Лиепая в первые дни Великой Отечественной войны", подготовленного к изданию на русском и латышском языках в 1966 году, но почему–то так и не опубликованного…