Он автор кандидатской диссертации на тему "Движение русских националистов в СССР в середине 1950–х — середине 1980–х годов" и книги "Русская партия", в которой раскрыл существование в недрах советской системы — в том числе в ЦК КПСС, силовых структурах — национально–консервативного ядра. С 2000–х годов регулярно работает в университетах ФРГ, сейчас постоянно проживает в Германии.
Как всё запущено
— Николай Александрович, как вы оценили бы сегодняшний идеологический дискурс России — чего в нем больше: "русской партии" из 1970–х годов, как вы ее описывали, или дикого капитализма?
— Идеологический дискурс современной России складывается из множества компонентов, в ней сотни различных идеологических течений. И "Русская партия" полвека назад не была идеологически гомогенной — в ней можно найти и любителей восстановления памятников архитектуры, и борцов за сохранение сибирских кедров, и сторонников православия, и неоязычников, и сталинистов, монархистов, имперцев, и носителей идеи создания этнически чистого русского государства. Но ее объединял прежде всего антисемитизм участников. Чего в современной идеологии России в целом нет, во всяком случае в тех масштабах и в той риторике, которая была у русских националистов в 1970–е.
Но зато в современной российской идеологии огромную роль играет милитаризм, почерпнутый у советских военных — особенно "спецназа" и прочего ВДВ, конспирологическое мировоззрение сотрудников госбезопасности, исключающих наличие у людей объективно сформированных убеждений, и культура циничного глумления над оппонентами, характерная когда–то для той части московской богемы, в которой вращались и Дугин, и Сурков. Плюс гомофобия. Геи заняли в культуре ненависти русских националистов то место, которое ранее занимали евреи.
Все это было у русских националистов, но в качестве достаточно факультативных вещей. А вот "дикого капитализма" я в идеологии современной РФ не вижу. В сухом остатке современная российская идеология — это воззрения на жизнь отставного старшего офицера из имперской охранки, который не видит перед собой никаких барьеров и не способен в силу возраста сам себя ограничивать. Хотя барьеры объективно есть — и он о них уже бьется.
— Чем можно объяснить зацикленность Путина и его окружения на Украине — этого же не было в начале правления?
— Я как историк позднего СССР и социолог религии очень много и много лет подряд общаюсь с пожилыми людьми, в первую очередь имевшими или имеющими определенную власть на макро— или микроуровне. За годы общения с одними и теми же людьми очень хорошо бывает видно, как часто некогда вполне вменяемые, деловые и рефлексирующие люди становятся вздорными, болезненными стариками или старухами, часто зацикленными на одной теме. Особенно это касается тех, кто сохраняет минимальную власть и влияние. Им "нельзя перечить" ни в чем и никогда.
То есть мы можем рассуждать, что наверное для Путина восстановление СССР невозможно представить без оккупации или аннексии Украины. Что, возможно, он хочет захватить запасы украинского лития или магния для того, чтобы РФ стала еще богаче и лучше контролировала Запад. Или что ему нужен надежный путь для российского газа и нефти в Европу. Или что его окончательная цель — увидеть российские танки на Ла–Манше.
Однако на практике РФ так много проиграла и потеряла в финансовом и политическом плане за последние годы, что рациональная аргументация тут невозможна. Как невозможно рационально объяснить поведение проигрывающегося в пух и прах картежника, чье падение началось с одной неверно взятой карты.
А вот влияние детских травм, взрослых обид и, наконец, старческого раздражения, возможно, вызванного тяжелым заболеванием, на действия главы страны — мне кажется более реалистичным объяснением. Ну вот некогда подобрал он Украине как ему казалось "адекватного президента — Януковича", а там "не оценили" — и "понеслось".
Риски Украины
— Что, на ваш взгляд, противопоставляет сейчас Украина России в виде качественно иной политической надстройки? Удастся ли Киеву побороть коррупцию?
— Мне очень бы хотелось, чтобы Киев поборол коррупцию, и мне очень нравился Зеленский в первые месяцы своего правления, однако быстро стало понятно, что у него и его команды не хватает компетенций сделать все и сразу хорошо. Наряду с целой серией успешных реформ и снижением в целом уровня коррупции по сравнению с предшественниками остались области, в которых компетенции команды Зеленского явно не хватает.
Это прежде всего производство в целом и военное производство в частности. Эта зона и по–прежнему неэффективна, плодит коррупцию, отвратительно управляется, и регулируется государством. Именно провал в украинском военном производстве — да и многочисленные ошибки в военном планировании перед войной, приведшие в частности к сдаче юго–востока страны практически без серьезных боев, когда гарнизон Мариуполя героически исправлял ошибки Залужного, оставившего крымские перешейки без армии и оборонительных сооружений — обеспечивают РФ возможность продолжать войну.
Более того, как уже пишет и украинская пресса, Украина будучи впереди России по ряду военных технологий, начинает проигрывать и это преимущество. В частности, потому что не удается наладить масштабное производство военной техники.
А так–то да, конечно, демократически избранное правительство лучше недемократического, и регулярная его сменяемость одно из условий успешного развития страны. Но не надо забывать, что есть и другие условия. А вот тут начинается длинная дискуссия о том, какие у Украины есть политические и институциональные риски внутри страны, в том числе для ее "европейской перспективы", которым можно посвятить отдельное интервью.
Запад работает из единого центра
— Похоже ли на то, что Запад не противостоит Кремлю как действительно "коллективный", а действует только ситуативно, и по–разному, в зависимости от государств?
— Нет, это не так. Есть координационные центры, вырабатывающие общие решения. И это прежде всего НАТО, которое и должно заниматься подобными вопросами в военной и военно–технической сфере, а также органы, связывающие его с Украиной — те же встречи в Рамштайне, потом ЕС — занятое финансовым обеспечением поддержки Украины, гуманитарными вопросами, но также и военно–техническим сотрудничеством.
Мы видим, как эффективно все это работает и на поле боя — когда, например, структуры НАТО используют разведывательную авиацию, спутники и беспилотники разных стран для систематического наблюдения за российской активностью на южном Черноморском фланге театра боевых действий. Или когда ЕС договаривается о коллективной закупке боеприпасов для Украины. Или когда США и некоторые из стран ЕС совместно разрабатывают план поставки Украине боевых самолетов.
Других верующих для вас нет
— Учитывая вашу работу по изучению религии в государствах СНГ и Балтии, как бы вы оценили ситуацию с Православной церковью в Украине и нашем регионе?
— В целом на постсоветском пространстве от Таджикистана до Литвы, включая разумеется, Россию, Беларусь и Украину, мы наблюдаем конфликт между принципом "свободы совести" (напомню, одним из фундаментальных прав человека, наряду с правом политических убеждений, свободой собраний и печати) и идеей "национальной независимости", подразумевающей зачастую формирование на территории новосозданных государств "своих собственных" религиозных институций.
При этом политики и общественные активисты зачастую видят эти институции как необходимый атрибут государственности, хотя сами туда не ходят, а если и заходят — то не более чем в целях пропаганды своих убеждений. Между тем религиозные организации живут только потому, что некий костяк верующих и священников регулярно приходит в храм. А если этого не происходит, в том числе потому, что государство решило переписать религиозную организацию на себя и во главе поставить тех, кто ей удобен, то верующие просто не пойдут в такое место, какое бы "намоленное" ранее оно ни было, а будут собираться на квартирах или в других местах, где будет возможно исповедовать свои убеждения.
Характерный пример подобной политики в последние пять лет демонстрирует и Украина, где многие политики, чиновники и "общественники" были убеждены, что надо просто создать "каноничную", но "свою" церковь, да отдать ей храмы якобы "захваченные московскими попами", а верующим, мол, безразлично куда ходить.
Однако пример Киево–Печерской лавры, где в начале этого года у многотысячной общины якобы "промосковской" УПЦ были отобраны лучшие и наиболее крупные храмы, которые затем были переданы якобы "национальной" ПЦУ, наглядно показал — что это так просто не работает. Храмы стоят пустые, на редкие службы либо никто не ходит, либо верующих приходится завозить автобусами из Западной Украины.
В остальное время публику в них приходится заманивать концертами, а верующие молятся на улице у тех небольших храмов Лавры, которые пока остаются в распоряжении УПЦ. Когда отберут и их — разойдутся по тем, что остались под контролем УПЦ в Киеве и окрестностях. А если отберут и эти — будут молиться дома у священников, как это сейчас нередко происходит в Западной Украине — где у верующих УПЦ под псевдоюридическими предлогами отобраны уже сотни храмов.
То, что украинское правительство в разгар войны возбуждает против себя огромное число людей и теряет контроль над проповедью духовенства и настроениями прихожан крупнейшей церкви страны, а в итоге не добивается ничего из поставленных или декларируемых целей — достижения единства общества, заботы о "духовной безопасности" — заставляет спецслужбы работать по "ложной цели" и упускать из виду реальные проблемы.
Например, вскрывшуюся коррупцию в военкоматах, хищения и просто раздолбайство в сфере военной промышленности, продолжение функционирования реальной сети российских информаторов — которые прежде всего стремятся проникнуть в армию или на военные заводы, а не храмы. В этом я вижу одну из крупнейших ошибок Зеленского и его команды.
Проведя более тысячи обысков, перегрузив на несколько месяцев и СБУ, и прокуратуру, и полицию поисками "агентов Москвы", они не нашли никакой "шпионской сети", а только небольшое количество старой российской прессы и десяток российских паспортов, которые, очевидно, есть у представителей любой другой произвольной группы украинского населения, в том числе и у старшего поколения духовенства ПЦУ, значительная часть которого училась и жила в РСФСР, прежде всего в Ленинграде.
Понятно, зачем это делалось — победа на "духовном фронте" зимой 2022/23 годов виделась политтехнологам в Администрации президента в качестве компенсации "зимней паузы" в боевых действиях и отступления украинской армии на Донецком фронте — прежде всего в Соледаре и Бахмуте. Но результаты этого удручающи — поскольку не только верующие УПЦ, но уже и духовенство других конфессий — прежде всего греко— и римокатолики, осознали, что следующими под каток идеи создания единой государственной церкви попадут они.
Первые заявления об этом руководители этих конфессий делали еще зимой, а сейчас, например, в украинской прессе идет мощный накат на них за неуместные, с точки зрения руководства Украины, миротвореские инициативы и слова папы римского. С прямыми призывами прессы и части общественников отторгнуть эти две конфессии от Ватикана и "национализировать".
Хорошо в этом отношении, что страны Балтии являются частью ЕС, где подобные резкие действия в религиозной сфере неуместны и вряд ли возможны. Но стремления правительств Латвии и Литвы создать "свои" православные церкви или усилить автокефальную церковь в Эстонии заметны.
Я считаю это не только грубым вмешательством в дела верующих, но и достаточно бессмысленным занятием — поскольку и в кратко–, и в среднесрочной перспективе это не приведет к усилению безопасности, а наоборот, радикализует протестный потенциал верующих. А собственных верующих для создания "единых национальных церквей" в странах Балтии либо нет вовсе — как в Латвии, либо очень и очень немного — как в Эстонии.
— Благодарю за ваши ответы!