Всего через пять лет после полёта Гагарина, в 1966 году, советскому руководству был представлен проект вот такого космического корабля — многоразового космолёта со складными крыльями, который способен возвращаться на этих крыльях на землю и садиться на любую взлётно-посадочную полосу, если, конечно, она имеет достаточную протяжённость.
У него несколько названий: система "Спираль", БОР, а также неофициальное прозвище - "Лапоть". Как легко заметить, он его получил за своеобразную форму носа и всего корпуса. Так было сделано из соображений теплозащиты: после завершения работы в космосе он должен спускаться обратно к Земле "грудью" вперёд и выдерживать жар горения в атмосфере. Для этого нижнюю часть корпуса сделали широкой — так тепловая нагрузка распределяется, легче отражать этот тепловой удар. И, соответственно, нос сделали для этого же затупленным и приподнятым.
Примечательно, что задумали этот космолёт в Советском Союзе прежде всего для оборонных целей. Это боевая машина. Что предполагалось? Во-первых, фоторазведка с высоты около 130 километров. Каждый снимок с борта мог запечатлевать квадрат местности 20 на 20 километров. Это обеспечивало по тем временам весьма неплохую чёткость картинки.
Второе: предусматривалось, что космолёт будет уметь не только замечать на земле что-то вражеское, но и при необходимости уничтожать его — был спроектирован так называемый ударный вариант, несущий на борту ракету класса "космос – земля". Он должен был работать в связке с разведчиком: тот передаёт координаты цели, "ударник" по ней бьёт.
И третья модификация — противоспутниковая: космолёт подходит к подозрительному космическому аппарату на расстояние нескольких километров, фотографирует его, а если есть соответствующая команда — атакует самонаводящимися ракетами "космос – космос", коих на борту должно было быть шесть.
Запускать крылатый корабль на орбиту должен был гиперзвуковой самолёт-разгонщик. На высоте 28–30 километров космолёт отстыковывается и дальше летит на собственных ракетных двигателях, которые позволяют ему очень хорошо маневрировать. Кабина пилота — это, можно сказать, отдельный космический корабль со своими двигателями и даже с теплозащитой: чтобы в случае аварии лётчик мог вместе с ней катапультироваться и вернуться на землю.
Первые несколько лет руководство страны в целом благосклонно смотрело на этот проект, во всяком случае, дало добро на создание прототипов: сначала макетов для наземных испытаний, потом самолётов-аналогов для проверки в атмосфере и, наконец, полноценных изделий для запусков на околоземную орбиту.
Но вскоре по поводу "Спирали" накопилось некое напряжённое отношение. По всей видимости, это было нечто настолько новое, что самым главным начальникам в то время не удавалось это в своих головах уложить. Дело в том, что сама космонавтика тогда ещё воспринималась ими с явным трудом. Министры, прямо скажем, в ней мало что понимали и по этой самой причине, по причине недостатка знаний, совершенно не хотели ею заниматься. Ракетная программа не только не виделась им как путь к развитию страны, к продвижению, к получению преимуществ во всём — она была им обузой.
И апофеозом этой трагедии стал вердикт министра обороны Анатолия Гречко, который в 1970 году ознакомился с проектом системы "Спираль" и назвал его то ли фантазией, то ли фантастикой (показания разнятся). Каким-то чудом впоследствии удалось убедить начальство сохранить этот проект хотя бы для развития авиации, то есть продолжать заниматься хотя бы самолётами-аналогами.
А самый, наверное, любопытный факт из этой истории спустя десятилетия после распада СССР озвучил сын знаменитого авиаконструктора Артёма Микояна Ованес Микоян: "Они всё время очень пристально следили за нашими работами. Потом, как только началась перестройка, а за ней — полный развал, американцы купили его чертежи. А может, и выкрали — этого я точно не знаю. Но чертежи "Лаптя" пропали".